— И Ольга нашла там свое счастье? — подсказала я.

— Я вижу, у вас весьма ироничный склад ума. Да, онанашла там свое счастье. Я помог парню с организацией фирмы.

— Которую тут же прибрал к рукам Щербатый, — вновьне удержалась я.

— Да будет вам известно, — наставительно изрекСажин, — в этом городе Щербатов прибрал к рукам все. А теперь, если вы невозражаете, я продолжу свой сон.

— Василий Андреевич, — подал голос мойкомпаньон. — Я нисколько не сомневаюсь в ваших словах, но «Чероки» я виделсобственными глазами. Скажите, кто мог его взять?

— Машина на стоянке… — начал Сажин и вдруг нахмурился.Вот тогда мне бы надо было взяться за него всерьез, потому что в голове дядькинаверняка возникла интересная мысль, но роль следователя перешла к Антону, ониеще минут десять болтали без всякого толку и ушли довольно далеко отинтересовавшего меня предмета. Плохо то, что я ушла вместе с ними и дельнаямысль меня покинула.

Я заскучала и стала откровенно томиться. Сажин несколько развыразительно зевнул, и Антон в конце концов пожелал ему спокойной ночи.

Мы покинули комнату, а я с тоской подумала: трупы вокругменя множатся, а я в своих изысканиях по-прежнему нахожусь в точке отсчета.Должно быть, по этой причине я и заявила довольно зло, когда мы вышагивали покоридору:

— Не верю я этому дядьке. Зятек в Германии, а на еготачке кто-то разъезжает.

— Тачку могли угнать.

— А как тебе такое: сажинский зятек работал в фирме«Престиж». Если мне не изменяет память, там работал Витька Усольцев.

— Точно, а также Петр и еще человек сорок, в том числеи я. Кстати, небезызвестный Карась тоже начинал там свою трудовую биографию,пока Щербатов не углядел в нем самородка и не приблизил к себе.

— То есть Карась и наш зятек хорошо друг друга знали?

— Необязательно, но в принципе возможно, если работалив одно время. Лично я Юматова не помню. Впрочем, я работал в фирме всего год.

— С Петром ты там познакомился?

— Нет. Я его туда устроил, а сам ушел. Черт, —неожиданно разозлился он. — Чувствую, в этом что-то есть. — Мы уженекоторое время стояли в темном коридоре. По-моему, выглядело это довольноглупо, но, услышав последнее замечание Антона, я примолкла, боясь, что он недоговорит. Он вновь повторил:

— В этом что-то есть. — И я подала голос:

— Что?

— Понятия не имею. Но чую нутром.

В его нутро я не очень верила и пожала плечами.

— Ты знаешь, где его кабинет? — спросила я, когдамы вновь зашагали по коридору.

— Допустим.

— Нехудо бы там пошарить. Сдается мне, дядька не такпрост.

— О простоте и речи нет, — усмехнулсяАнтон. — Следовательно, в кабинете мы ничего не найдем.

— Ты не можешь знать наверняка, — возразила я.

— Ну хорошо, — поморщился Антон, поворачиваяназад. — Будет здорово, если ты намекнешь, что надеешься найти.

— Сама не знаю, — честно ответила я, хотя меня быочень устроила бумажка с адресом, по которому я смогла бы обнаружить Таболина.

Мы вошли в кабинет, огляделись. Я обратила внимание наогромный письменный стол на гнутых ножках под зеленым сукном, с бронзовойчернильницей и пресс-папье, которыми явно никогда не пользовались. Кроме стола,неизгладимое впечатление производила картина чудовищных размеров в золоченойраме, она изображала батальную сцену. Кони, люди смешались в кучу, как иположено на таких полотнах, но что за историческое событие оно запечатлело,осталось для меня загадкой. Антон с тяжким вздохом взглянул на чужое богатствои спросил не очень уверенно:

— Ну?

Ответить я не успела, в следующую секунду я простопохолодела от ужаса: ушей моих достиг чей-то отчаянный крик, длинное «а-а-а»неожиданно перешло в хрип. Антон кинулся вон из кабинета, а я понеслась за ним,хотя было это крайне неосмотрительно. В доме только мы и хозяин, следовательно,кричал он. Может, его раздражало, что мы так долго не покидали его дом, и такимобразом он решил выразить свой протест? Не очень-то я в это верила, оттого,хоть и бежала за Антоном, костерила себя на чем свет стоит. Если дядька вздумалголосить, то уж явно неспроста, и вот так глупо подставлять свою голову….

Антон ворвался в спальню и замер, от неожиданности яналетела на него, охнула и осторожно выглянула из-за его плеча. В спальне горелсвет, хотя, когда мы ее покидали, он был потушен, но не это обстоятельствопроизвело на Антона такое впечатление. Хозяин по-прежнему находился в постели,не кричал и не хрипел, только странно дергал левой рукой, чуть приподняв ее надгрудью. И тут я заметила рукоятку ножа, отчетливо выделяющуюся на фоне пижамы,и этот самый нож, вне всякого сомнения, торчал из горла хозяина дома. Антон,придя в себя, кинулся к постели.

— Вызови врача! — крикнул он мне.

Я подскочила к телефону, трубка ответила молчанием, и ятолько через полминуты сообразила, что провод перерезан.

— Где еще телефон? — взвизгнула я.

— В холле… в кабинете… не знаю. Указания я получилавесьма расплывчатые и бросилась в холл, боясь, что в таком состоянии попростуне смогу отыскать кабинет при фантастическом обилии дверей и коридоров. Мнеказалось, им не будет конца, я выбежала в холл и в темноте увидела спасительныйогонек, указывающий на то, что автоответчик на телефонном аппарате включен. Ясхватила трубку и вот тогда почувствовала, что в холле я не одна.

В огромное окно с трудом пробивался свет фонаря с улицы, ямедленно повернула голову и увидела тень, бесшумно скользнувшую к двери. Япродолжала держать в руках трубку, начисто забыв, куда собралась звонить, теньприблизилась, и я заметила нечто чрезвычайно материальное — пистолет, стволкоторого был нацелен мне в живот. Вот тут я соединила несколько картинок водну, и общий вид показался мне отвратительным: Сажина пытались убить, и убийцастоял передо мной.

Я потянулась за оружием, но, услышав, как щелкнулпредохранитель, замерла, ожидая выстрела, при этом совершенно не желая верить,что пришел мой смертный час. «Никто не верит», — прошелестело в мозгу.