штаб, прихватив с собой бутерброд из летней кухни. Никого не обнаружив, побрёл назад, мимо Мишкиного дома. Всё это было очень странно, так как на улице царила тишина. Только девчонки, собравшиеся под старой яблоней, играли в чаепитие чокаясь маленькими кружечками, оттопырив мизинец.

Мишка встретил меня с фингалом под глазом и кислой миной. Как выяснилось, пока я спал, вся наша компания подралась с пацанами из соседнего посёлка, которые узнав про наш штаб явились на велосипедах и решили его отбить. Но, не тут-то было. Наши стояли до первой крови.

— Вы поэтому за мной прибегали? — спросил я Мишку.

— Конечно. А ты дрых без задних ног. — обидно ворчал Мишка.

— И что теперь?

— А теперь все наказаны! Димкин отец нас разнял и по домам развёл. Серёгина бабушка, как увидела его губу разбитую, так давай за сердце хвататься. В общем мы теперь по домам, на сегодня точно, так что сам давай со страшным домом разбирайся, — возмущался Мишка.

— Ну и разберусь! — уже злился я.

Мишка понял, что с горяча чуть перегнул и крикнул в след, — " Санек, аккуратней! И расскажи всё потом".

— Ладно, — пробубнил я под нос.

"Да, криво как-то всё вышло. И что делать то теперь?", — думал я всю дорогу до дома.

Было не понятно, о чем я больше грустил, о том, что друзьям накостыляли, или о том, что мне сегодня одному идти к страшному дому.

"А может ну его этот дом, с этими кошками, с этой старушкой? Жили же мы как-то раньше без него." — голова трещала от бесконечных мыслей.

Но, я понимал, что дороги назад нет. Во-первых, я сам всех в это втянул, а во-вторых, потом от Артёма может влететь, что я слово не сдержал. После долгих раздумий — решил действовать. Что будет, то будет. Хуже, чем Мишкин фингал, уже не случится.

Написав на куске бумажки послание, я отправился к страшному дому. Солнце скрылось за крышами домов и начали включаться первые фонари. Улица была почти пустая и тихая, только вдалеке слышались песни под гитару — подростки собрались у речки.

Шёл медленно, пиная по дороге редкие камешки, встречающиеся мне на пути. Я и сам не заметил, как оказался у почтового ящика страшного дома. Только я вытащил записку, с намерением отправить её в ящик, как услышал голос из темноты:

— Тебя Сашка что ли зовут?

Нужно было либо отвечать, либо бежать. Бежать — глупо, отвечать — страшно. Сглотнув так, что казалось услышал весь посёлок, я утвердительно ответил. Было так страшно и неловко, что казалось я врос в землю, не имея возможности пошевелиться.

— А я баб Маша, — голос из темноты продолжал со мной разговаривать.

То ли голос старушки был не таким страшным, то ли меня подкупило то, что её звали как нашу мелкую Машку, но я разговор продолжил:

— Мама зовёт меня Шурой, — зачем-то ответил я.

В темноте что-то заскрипело, потом зашуршало и зашаркало, пока я не увидел лицо старушки, освещенное уличным фонарём. На тот момент разделял нас только старый кривой забор, и я сделал шаг назад, пристально смотря на своего собеседника. Мурашки отступили, сердце перестало бешено стучать и первый раз я увидел улыбающееся морщинистое лицо той старушки, которая стояла теперь в метре от меня облокотившись на палку.

Поняв, что собеседник я так себе, она продолжила:

— И сколько же тебе лет Сашка? — спросила старушка.

— Девять, — а потом добавил, — осенью будет десять.

— Ммм, большой уже! — качала головой баб Маша.

" Шууура, домой! Поздно уже, ты где там ходишь?" — мамин голос вернул меня в реальность, и я убежал на её зов.

Засыпал в этот раз ещё хуже, чем вчера. Всё думал про наше знакомство со старушкой, про её морщинистое лицо, выцветшие глаза и добрый голос. Мысли путались и воевали между собой. Ну не похожа она на злодейку — выдавала одна часть мозг, а другая спорила- может она просто прикидывается милой?

Я не знал ответов, но точно решил это выяснить.

Ни Мишке, ни Артёму, ни всем остальным я ничего не рассказал. Оставив вчерашний разговор в тайне, я решил снова сходить к страшному дому этим вечером. От записок то же решил всех отговорить, да они были и не против, учитывая недавние события и домашний арест, который мог повториться, если на нас снова нажалуются. Ну и самым главным оказалось то, что Димке подарили настоящую деревянную рогатку и мы пошли искать жестяные банки для будущего Тира.

Посёлок у нас был чистый, а лазить по мусоркам никому не хотелось — взрослые начнут качать головами, а девчонки и вовсе засмеют. Выклянчив дома максимальную сумму денег, которую могли дать, мы всей толпой пошли в ближайший магазин за лимонадом в банках. Набрав всевозможной газировки, отправились прямиком в рощу, опустошая по дороге банки. Не дойдя до места будущего Тира, вспомнили, что у нас нет патронов. Димка сразу смекнул и предложил нарвать рябины, которая как раз росла у соседнего дома. Наполнив до верха карманы штанов ягодами, как будто мы собирались Берлин брать, промаршировали сооружать будущее стрельбище. Сначала выставляли пустые банки в два ряда, и палили из рогатки по верхнему ряду, но запыхавшись бегать, туда-сюда поднимая мишень, решили их подвесить на ветки деревьев. В шалаше оставалась верёвка. Игра продолжалась до последнего патрона и до самого вечера. Опустошив все карманы, банда стрелков пошла по домам, договорившись завтра раздобыть шишек, и устроить пальбу, как из настоящей пушки.

Забежав домой, оказалось, что у нас гости. Все сидели на кухне и что-то весело обсуждали. Быстро слопав свою котлету с картошкой, я отпросился к Мишке по ооочень срочном делу, которое до утра ну совершенно не терпит. Получив заветные полчаса свободы от папы, я пошёл к страшному дому. Двигался тихо и незаметно, чтобы вдруг не быть замеченным кем-нибудь из пацанов. Что говорить и как действовать я не знал, поэтому решил действовать по ситуации, как и в тот раз.

Луна была полная, и освещала все те участки посёлка, куда не доходил свет фонарей. Не дойдя пару метров до старого забора, до того самого места, где вчера случилась беседа, стояла собака. Судя по её виду и отсутствию ошейника, была она из бродячих. Привыкший к непрошенным четвероногим гостям и сельской жизни, я их не боялся, поэтому уверенно двинулся вперёд. Но у пса были другие планы, и он зарычал. В тот самый момент начал зарождаться страх перед собакой. Вспоминая всё что можно было