о поведении человека в данной ситуации, я встал как вкопанный боясь даже дышать. То ли Луна подействовала, то ли пёс решил закрепить своё превосходство, и перешёл на лай. Соседские собаки, услышав клич дали обратную связь, и теперь уже то тут то там слышался разноголосый лай. Понимая, что до дома не добежать и проклиная тот момент, когда вообще решился сюда идти, за забором раздаётся знакомый голос — "А ну пошла от сюда! Иш чё! А ну фу!", — размахивая палкой, на ступеньках стояла старушка, готовая ринутся и победить в этом неравном бою. Выбрав момент, когда собака отвлеклась на старушку — немедля перемахнул через старенький забор, прямиком в высокую траву.

Убедившись, что опасность миновала, и все конечности целы, не считая несколько царапин, я залился слезами, ярко представляя себе картину, что могло бы случиться. Спустя несколько всхлипов я и не заметил, что стоял в высокой траве рыдая во что-то мягкое и пахнущее печкой и душистой травой.

Подняв глаза, я понял, что уткнулся носом в кофту своей спасительницы.

— Ну всё, всё хорошо, — голос старушки успокаивал, — никто тебя не обидит.

Вытерев слезы, но продолжая хлюпать носом, мы пошли на ступеньки страшного дома. Правда в тот самый момент он уже перестал быть страшным, а был просто домом — старым, деревянным домиком с двумя окошками и чердаком. — Спасибо большое баб Маш, — сказал я успокоившись, — если бы не Вы…

Я много чего ещё хотел сказать, но на другой стороне улицы, там, где растёт старый абрикос, меня уже искала мама, всё больше и больше повышая голос.

— Давай беги. И не шлындайся больше по темну.

— Хорошо, — пообещал я и пошёл на встречу маме.

Дома пришлось всё рассказать. И про собаку, и про забор, и про новую знакомую, от которой пахнет печкой и травой. Единственное что я утаил — мой изначальный путь, в котором точкой Б был вовсе не Мишка.

Утром я думал о странном чувстве, которое поселилось во мне со вчерашнего вечера. Мне не хотелось кричать о случившемся вчера на весь белый свет, как это было до этого. Даже пацаны — мои друзья, оставались в неведении. Это было что-то личное и только моё.

"Надо бы отблагодарить старушку за вчерашнее. Да и вообще узнать, не потоптал ли я что-то важное на её участке, когда сигал через забор" — думал я.

Идти днем, у всех на глазах было плохой затеей, точно кто-то увидит и сдаст. Вечерние прогулки то же отклонялись, достаточно было вчерашнего вечера, чтобы на долгое время отбить у меня желание гулять по темноте в одиночку. За хлебом то же не послали, а значит я свободен с самого утра. Осталось разузнать о планах нашей компании. Оторвав меня от мыслей, с улицы позвали:

— Санек, ты дома? — кричал голос, похожий на Мишкин.

— Дома я. Заходи!

— Погнали с нами на рыбалку. У нас две удочки на всех! На одну больше, чем в прошлый раз. — иногда Мишка говорил очевидный вещи, сам не понимая этого.

" Так, все собрались на рыбалку. Это мероприятие точно никто не пропустит, значит путь свободен" — думал я про себя.

— Не Миш, я дома останусь. С утра живот крутит, видишь я даже за хлебом не пошёл. — соврал и глазом не моргнул я. Было стыдно обманывать друзей, но пока не время всё рассказывать. Наступит момент, и мы обязательно соберёмся вместе, чтобы обсудить всё то, что случилось.

— Жалко, конечно. Ну ты это, выздоравливай тогда, — хлопнул меня по плечу Мишка и скрылся за забором.

Если все ушли на речку с удочками, да ещё и с двумя, то точно пробудут там до самого вечера, или пока не разругаются в пух и прах из-за упущенного улова — проморгав клёв. Выждав время, и проводив компанию мальчишек взглядом сквозь щель в заборе, я засобирался к старушке. Нужно было придумать повод для визита — вспомнив про её усатых-полосатых жильцов, схватил бутылку с остатками молока и поехал в сторону, где жила старушка.

На крыльце её не оказалось, в саду то же. Только пара кошек вяло зевали, растянувшись на ступеньках. Прошло не мало времени, как я собрался с духом и постучал в старую дверь. В доме послышались шаркающие шаги.

— А я вот, молока вашим кошкам принёс, — это первое, что пришло мне на ум, когда дверь наконец отворилась и я увидел старушку.

— Ну проходи, раз пришёл, — баб Маша улыбалась и мне стало легче.

— Ты молоко на стол ставь, они у меня недавно ели. А мы с тобой давай пока чайку попьём, если ты не против, — старушка говорила мягко, не спеша, как будто боялась спугнуть маленького гостя.

Комната была совсем не большая — справа стояла печка, какую я видел только в книжках и мультиках, рядом железная кровать, заправленная разноцветным одеялом, а у самого окна квадратный деревянный стол, над которым висело старинное резное зеркало. По началу думаешь, что попадаешь в какой-то другой мир — сказочный, интересный и необычный.

— Чай у меня вкусный. С чабрецом и ягодами. Сама собираю, сама сушу, вон видишь под потолком висят, — сказала старушка и указала пальцем в то место, где висели пучки разных трав, прям под потолком у белёной печки. Чай и вправду оказался очень вкусным.

Не знаю сколько времени я там провёл, но спустя три кружки чая и тарелки бубликов, я узнал, что баб Маша живёт совсем одна, хотя мы это и так знали, а сын её со своей семьёй далеко на севере, на какой-то станции работает. Если б не её кошки, давно бы наверно от скукоты пропала — общаться то особо не с кем, все кто раньше тут жил переехали в город, а на их место городские приехали, которые не сильно то рвались заводить разговоры с престарелой соседкой. Одна только баб Нюра осталась тут, да и та жила в конце посёлка, а на старых ногах много не находишься, вот и встречались в основном в магазинных очередях, перебросившись несколькими фразами.

Я слушал молча, только изредка кивал головой и искренне удивлялся историям баб Маши. А жизнь и вправду была у неё интересная, по молодости даже ездила далеко в город, помогать ГЭС строить, но жизнь там не по душе пришлась, и после запуска станции, вернулась обратно в деревню.

Один только вопрос не давал мне покоя, и заёрзав на табуретке, я всё-таки спросил:

— Баб Маш, а что у Вас на чердаке? — глаза мои