Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да появились некоторые трудности, — говорит Джоли.
— Она в порядке? — спрашиваю.
— Да, мы так думаем, — говорит Джоли. — Никто не уверен, у нас нет оборудования, чтобы провести подробный осмотр, и никто не является настоящим врачом для беременных.
Холод пробегает между моими крыльями и вниз по моему хвосту. Она должна быть в порядке.
— Мы можем что-нибудь сделать? — уточняю.
Джоли пожимает плечами. В ней есть что-то, что я не могу понять, тяжесть на её плечах и запавший взгляд в глазах. Я привык к тому, что она счастливая, энергичная, но сегодня она кажется рассеянной и грустной. Наблюдая за её движениями, я следую за её руками, затем мой взгляд останавливается на её животе. Конечно! Она беспокоится за собственного ребенка.
— Нет, — отвечает она.
— Возможно, нам стоит продолжить нашу работу в другой раз, — предлагаю я.
— Нет, пожалуйста, это даёт мне возможность сосредоточиться на чем-то другом.
— Если ты уверена.
Она улыбается, и я вижу в её глазах проблеск Джоли, которую я знаю.
— Я уверена, — говорит она, указывая на стулья. Я беру один, и она садится напротив меня. — Итак, на чём мы остановились?
— Ты объясняла, что некоторые слова имеют больше одного значения, — говорю я.
— Ах, да, — улыбается она. Джоли пытается объяснить эту самую запутанную часть своего языка. Я изо всех сил стараюсь следовать за её мыслью, но это сложно. Концепция странная, и мы говорим на Общем, так что я попытаюсь просто это вызубрить.
— Как дела у вас двоих? — спрашивает она через некоторое время, снова переключаясь на змайский язык.
— Всё тоже самое, — говорю я. — Она отталкивает меня.
— Уверен?
— Конечно?
— Да, это, ну, я имею в виду… Амара, ну, она может быть… резкой.
Она осторожна в том, как подбирает слова, я ценю это.
— Она идеальна, — отвечаю я.
— Конечно, — говорит Джоли. — Если тебе нравится такое.
Склонив голову набок, смотрю. Я не понимаю её намека.
Джоли качает головой и пожимает плечами.
— Она контролирует всё, — продолжает она. — И доминирует, и, честно говоря, она может быть той ещё сукой.
— Сукой? — смущенно спрашиваю я. — Это не змайское слово.
Щеки Джоли краснеют. Её рот шевелится, но слова не вылетают. Она держит руку перед собой и машет ею. Я сижу и жду, чувствуя себя сбитым с толку.
— Это нехорошее слово. Оно означает самку собаки, но оно также означает женщину, которая ведет себя… нехорошо.
— А, — говорю я, думая об этом. — Значит, если бы ты была груба со Сверре, ты была бы сукой?
Её глаза расширяются, а рот складывается в букву О.
— Эм, ну да, я думаю, да.
— Сука, — говорю я, перекатывая слово на языке. Когда я это говорю, возникает интересное ощущение. — Значит, Розалинда — сука?
— О господи, — говорит Джоли. — Гм, послушай, это нехорошее слово, и я точно не стала бы использовать его по отношению к Розалинде, особенно если она тебя услышит.
— Не понимаю, — говорю я, снова наклоняя голову.
— Есть слова, которые мы считаем… нехорошими. Невежливыми. Ты не должен использовать их в общении с другими людьми.
— Тогда зачем тебе эти слова?
— Потому что… — она замолкает.
— У вас есть слова, которые что-то значат. Кто-то решил, что некоторые из этих слов нехорошие. Они нехорошие, но они всё ещё используются?
— В значительной степени, — говорит она.
— Люди странные.
— Да, думаю, ещё как, — соглашается она.
— Много ли таких слов?
— Да, довольно много. Мы называем их ругательствами или проклятиями.
— Проклятия? Значит, они приносят несчастье тому, кому они направлены?
— Нет, но вроде того. Я имею в виду, грубо говоря, как призыв к бою, потому что люди обижаются, если их слышат.
— Как-то это бессмысленно, — замечаю я.
— Ага, что ж, добро пожаловать в дебри Общего языка. Итак, продолжим, с точно, на чём остановились, с ней у вас налаживается связь?
— Не знаю, — честно отвечаю я.
— В чем дело?
— Что значит мальчик-ящерица? — спрашиваю.
Её щеки снова краснеют, и она качает головой.
— Это она сказала? Это неприятные слова.
— Я это понял. Всё в порядке. Я докажу ей, что достоин того, чтобы она стала моим сокровищем.
— Шидан? — Джоли кладёт свою руку на мою и смотрит мне в глаза.
— Да?
— Ты же знаешь, что заслуживаешь лучшего, верно?
— Не понимаю. Что в мире может быть лучше Амары? Она идеальна, изгиб её бедер, полнота её губ, даже то, как она ведёт себя по отношению к трудностям в её жизни. Она сильная, талантливая и независимая. Я не могу вообразить себе более идеальное сокровище, чем Амара.
Джоли улыбается, похлопывает меня по руке, затем откидывается на спинку стула, положив руки на свой растущий живот.
— Если ты уверен, — вздыхает она, её глаза кажутся потяжелевший и.
— Уже поздно, я должен идти.
Джоли улыбается, но не спорит. Я задержался в её доме.
— Спокойной ночи, — говорит она.
— И тебе.
Я прощаюсь, прежде чем отправиться в маленькое здание, которое называю своим домом.
Мне нужно о многом подумать. Человеческий язык сложен, и многие его звуки трудно произносить ртом, но я учусь. Как только я стану более опытным, я скажу Амаре, как много она значит на её родном языке. Я покорю её. Она станет моей, навсегда.
Глава 3
Амара
— Обсудите со мной ситуацию ещё раз, наверху, — говорит Розалинда.
Я вздыхаю. Розалинда является фактическим лидером людей. Она красива со своими длинными темными волосами и надменными имперскими чертами лица. У неё всё под контролем, и ты понимаешь это, как только она входит в помещение. На корабле она была леди-генералом, и даже я, будучи женщиной-пилотом, могу только представить, чего ей стоило заслужить и сохранить эту должность. Она никогда не бывает стервозной, даже если кажется холодной. Её белый костюм скрипит при движении. Это едва уловимый звук, но я узнаю его по своей прошлой лётной форме.
Мы находимся в старом многоэтажном здании, которое до сих пор почти не повреждено. Он используется как место встречи, и Совет собирается за столом, состоящий из восьми человек, а также Сверре, парня Джоли, и Лейдона, парня Калисты, которые представляют народ змай.
Змай борются с той их частью, которая заставляет их убивать друг друга, поэтому для всеобщего блага мы избегаем того, чтобы в комнате было их слишком много одновременно. Люди в основном мои друзья, Розалинда, Джоли, Мэй, Калиста и некоторые из тех, кто представляет другую группу «интересов», гуманистов, как они себя называют. Все они