Зиночка, уже предчувствуя неловкую ситуацию, пыталась ее предотвратить.

Но директор, празднично желая нам приятного аппетита, решительно исчез «на минуточку».

— Ты знаешь, он с греческими корнями. «Охи-охи» я слышала в Греции. Там так говорят. Сейчас приведет девочку-антимодель, придется выкручиваться, чтобы никого не обидеть.

Директор вернулся, проталкивая вперед себя невысокую, полненькую девочку. Она интересно смущалась, как бы показывая нам: «Ну что уж тут сделаешь, если я такая красивая». Грудь размера четвертого, губы на пол-лица, глаза голубые, круглые. Ресницы старательно накрашены в несколько слоев. Такими в мультиках изображают русских царевен. Ей бы в кино сниматься, капризную дочь царя изображать.

— Понимаете, — осторожно, по-пластунски, начала Зина, — в девочке очень много красоты. Нам надо намного меньше. Почти чтобы не видно, даже ближе к слову «страшненькая», значит «стильная».

Ошеломленный директор так расстроился, что я почувствовала себя виноватой за выпитый чай и все четыре съеденные булочки.

— Охи-охи, значит, не подходит? — удивленно спросил он. — Совсем?

Зиночка поняла: надо как-то спасать ситуацию, поспешила заверить:

— Мы, конечно, сделаем девочке фото, возьмем в каталог. Но там уже не мы выбираем.

— Конечно, — с облегчением вздохнул директор, намекая на наш плохой вкус и непрофессионализм. — Конечно, дальше уже не вы выбираете.

Незабываемой стала встреча с Ниной, девочкой из поселка Незрячий. Нину природа одарила внешностью, о которой могут только мечтать самые известные модельные скауты мира.

Зиночка увидела Нину в очередной школе, бегущей со стопкой тетрадей в учительскую и мгновенно расцвела: Нину, как на заказ, неведомые силы сотворили полностью по модельному типу. И внешность, и рост, и харизма. Поселок Незрячий славился своими теплицами и снабжал город ранними овощами и клубникой. Нина сразу деловито, по-взрослому призналась нам, что согласна бежать в столицу и за границу, подальше от родного поселка, от надоевших теплиц.

— Я же вижу себя в зеркало. Я понимаю, что потяну, смогу. Маму уговорю, папа умер у меня. А вот бабушек уговорить трудно будет. Оставайтесь у меня в гостях. У меня своя квартира на массиве есть. В единственной высотке. Трехкомнатная, от бабки со стороны отца подарок. Завтра суббота. Отдохнете.

Мы с удовольствием остались, довольные, что не надо бежать почти полтора километра до порта. Так как никакой общественный транспорт на последний паром не предусматривался местными властями, приходилось пешочком…

Нина, энергично погремев кастрюлями, быстро сотворила нам ужин.

— Все свое. И овощи, и мясо, и мед. У нас все свое. Даже хлеб свой: бабка со стороны матери держит несколько пекарен.

Наши попытки помочь на кухне Нина сразу отмела: «Только мешать будете».

Мы приняли душ. Нина уже постелила нам в гостиной на широком модном диване. Включила огромный, на полкомнаты, телевизор. Мы прилегли, с блаженством вытянули уставшие ноги.

Нина села рядом с нами в кресло.

— Душа моя рвется к искусству. — сказала она строгим низким голосом. — А я на рынке с раннего утра, да и все детство на огородах, теплицах. У меня зажиточная семья. Бабки соревнуются за меня. Переживают, какой хутор я соглашусь принять в наследство. У одной бабки хозяйство огромное. Наемные работники есть. У другой еще больше хозяйство: сады-огороды, мукомольня своя, маслобойка, и пекарни, и три магазина в поселке. Мама моя отказалась, да и нехозяйственная она, не к лицу ей этим заниматься. Не идет это ей ни с какой стороны. Вот на меня одна надежда. А я не хочу всю жизнь купчихой, меня в культуру тянет. Мне денег хватит карьеру начать. За это не волнуйтесь.

Утром Нина позвонила маме, рассказала про нас. Через час подъехали к дому три иномарки.

— Ну, сейчас начнется, вы только не вмешивайтесь! — приказала нам Нина.

Нина открыла дверь. Две высокие под метр девяносто, крепкие пожилые женщины и одна помоложе, мама Нины, стройная, как подросток, модная, красивая, молча появились в коридоре. Замерли, внимательно нас рассматривая.

— Нас не побьют? — неуверенно спросила я Зиночку.

— Будем надеяться, — ответила она, не в силах оторваться от колоритной группы, как, бывает, не могут оторвать свой взгляд от надвигающегося смерча.

Мама Нины любительница выпить и погулять (это сразу прочитывалось в ней), изучала нас с сонным любопытством. Бабки Нины смотрели на нас без всякого выражения. Как на блох.

Сейчас вот прихлопнут одним махом, со всем нашим непростым духовным миром, с нашими обширными творческими планами, и нам конец. Мама Нины затянула сигарету, блеснув дорогими кольцами на обеих руках. Бабки переглянулись и мысленно плюнули на нас. Смерч неожиданно поменял направление. На то он и стихия… Бабки удалились за Ниной в другую комнату. Через несколько секунд они уже вопили, вопрошая, на кого внучка хочет оставить потом и кровью и здоровьем умерших дедушек наработанное хозяйство. Невозмутимая мама Нины (она уже отскандалила, отвоевала свою свободу) вяло проследовала в комнату, где накалялись страсти, и попыталась всех утихомирить. На нас никто не обращал внимания. Бабушки Нины требовали у внучки клятвы, что она никуда не поедет, что выйдет замуж за помощника прокурора, который сохнет по ней уже два года и ждет ее восемнадцатилетия. И ему всего два месяца осталось ждать, а там сразу помолвка и свадьба на второй день после выпускного. А на свадьбу бабушки готовят в подарок машину, и обе по наследству.

— Я не потяну два хозяйства, — чувствовалось, уже привычно протестовала Нина. — Вы меня спросили? Я в знаменитости хочу! Чтобы по телеку показывали. Чтобы не гнуться как проклятая всю молодость над помидорами.

Бабки хватались за сердце, плакали.

— Ну на кого ж оставить все? Ты ж у нас одна такая умница. Такая ловкая, труженица такая. Считаешь мгновенно, калькулятор тебе не нужен. У мамки твоей тройки по математике были, а у тебя самые высокие оценки! Ну хочешь, хоть завтра езжай в этот Париж, купи себе там все что хочешь. Зачем тебе там жить? Зачем тебе в модели? У тебя здесь родной дом, хозяйство. Ты наследница наша одна! Не губи нас! На кого мы все оставим? Для кого старались, гнулись всю жизнь?

— А теперь я буду гнуться? Я буду до смерти сгибаться над вашими помидорами? Да продайте вы ваши хозяйства, и все! — кричала Нина.

Мы поняли, что Нина имеет полную власть над бабками. Мама дезертировала с помидорного поля. Одна надежда рода на Нину…

Крик нарастал.

Нина заглянула к нам, предупредила:

— А теперь бегите! Лучше для вас будет! Я их придержу! Захватите кулек в прихожей. Я там для вас положила помидоры-огурцы. Прощайте, спасибо вам, а я уж тут останусь погибать.

Убегая мы слышали, как кричала побежденная Нина:

— Будь они прокляты, ваши деньги, ваши помидоры, ваш рынок! А хоть и голодала бы, да знаменитой стала! И жила бы для души!