Больше за всю дорогу он не проронил ни слова.

Никита

Говорят, что у любой истории есть своё начало и конец. Какое-то определённое событие, за которым следует череда перипетий, составляющих эту историю, а за ними финал.

Но я считаю, что это всё ерунда. Нет никакого определённого начала.

История сбитого на перекрёстке пешехода может тянуться с самого его рождения и рассказывать о том, что привело его на эту дорогу, а может начаться за пару минут до появления всех участников столкновения.

То же самое с финалом: ничто и никогда не заканчивается полностью. Пешеход погибает, но жизнь-то продолжается.

Начало и конец — всего лишь две точки на бесконечной прямой, между которыми находится единственная и самая главная точка. Точка невозврата.

Нашей точкой невозврата стал разрушенный корпус. Он связал всех. И тех, кто был рядом в момент его обрушения, и тех, кто даже не догадывался о его существовании и не подозревал, как сильно изменится их ближайшее будущее из-за всего, что случилось у нас.

По правде говоря, то, что произошло с корпусом, стало весьма поучительным итогом наших общих косяков. Ничего особенного, но от свободы, возраста, любви и жары мы все понемногу сходили с ума.

Глупо, конечно, и никто бы в этом не признался, но каждый из нас чего-то ждал. Чего-то особенного и необъяснимого. Какого-то неведомого волшебства, в которое, разумеется, уже никто не верил, и тем не менее, не мог не поддаться атмосфере волнительного ожидания. Томительное предвкушение бродило по венам, затуманивало голову, лихорадило и накатывало со всех сторон радужными надеждами, чувственными снами и необъятными возможностями.

Никто ни о чём не говорил и не смог бы объяснить словами, это просто было и всё. Как сияние зелёного летнего утра или вечерний запах костра.

Всё случилось именно поэтому. Потому что каждый из нас пытался ухватить это несуществующее волшебство, присвоить себе и никогда не отпускать.

Реконструкцию старого детского лагеря проводили поэтапно. Вот уже несколько сезонов подряд. Одну его половину успели перестроить, привести в порядок и даже заселить туда детей, а на второй всё ещё велись строительные работы, и мы должны были просто разгребать строительный мусор, остававшийся после сноса старых кирпичных корпусов. Обычная летняя подработка для студентов или гастарбайтеров. И мы с ребятами: Тифоном, Максом, Артёмом и моим сводным братом Дятлом вполне неплохо с ней справлялись. Не без напрягов, разумеется, но хорошего всё же было больше.

Трифонов, а для своих — Тифон, мой бывший одноклассник с репутацией «плохого парня» и «дурной компании», гроза местной гопоты и головная боль школы, поехал в лагерь, чтобы заработать, а я — ради общения и тусовки. Я считал его самым сильным, надёжным и справедливым человеком в мире и отправился бы с ним куда угодно.

Артём с Максом были старше нас, самостоятельнее и взрослее. Они жили в собственной квартире, имели свои деньги, и никто из родителей над ними не стоял.

Оба сироты. Только Артём — богатенький наследник, а Макс успел побывать в детдоме. Но дружили они с самого детства и понимали друг друга с полуслова.

Я слышал, что Артём якобы вундеркинд и ребёнком его даже показывали по телеку, в каких-то передачах про классическую музыку, где он играл на виолончели. Не знаю, как с виолончелью, но с внешностью и понтами у него точно всё было в порядке. На предплечье две татухи в виде чёрных, огибающих всю руку параллельных полос, в ушах тоннели, в нижней губе шарик пирсинга. И в одежде явный закос под неформалов, но всегда подчёркнуто дорого.

Тифон уважал его за смелость и энтузиазм, а мне в нём нравились дерзкий, немного циничный эпатаж и весёлое самодурство. Я искренне мечтал походить на Тифона, но Артём был из тех людей, которые помимо воли вызывают лёгкую зависть.

И всё же с Максом мы сошлись быстрее и лучше. Макс ни на что не претендовал, а держался скромно и молчаливо. С первого взгляда он производил впечатление милого, безобидного, немного закомплексованного паренька, но на деле был ещё той оторвой. Именно с ним мы совершили набег на кукурузное поле, забрались к страшным местным фермерам, ввязались в драку на овощном рынке и были добровольно совращены женщинами лёгкого поведения из шашлычной.

Дятел же увязался с нами в лагерь в последнюю минуту, воспользовавшись тем, что Лёха поехать не смог. Иначе я бы никогда не стал его брать с собой. Мой сводный брат совершенно не подходил для той компании, что подобралась.

Ванечка, которому исполнилось восемнадцать ещё в мае, оставался полнейшим наивом, не смеющим без бабушкиного одобрения и шагу ступить. И то, что она впервые отпустила его куда-то без присмотра, стало настоящим прорывом на пути Дятловского взросления.

Однако Ваня хоть и был ребёнком, но он был очень деятельным ребёнком, часто даже чересчур. И мне очень не хотелось, чтобы освоение Дятлом «большого мира» протекало рядом со мной и моими друзьями. Но выбирать не приходилось.

Разрушить подготовленное к сносу здание мы собирались давно. Экскаваторщик никак не приезжал, и работа у нас встала. Макс раздобыл у сторожа ключ от экскаватора, и мы планировали собственноручно разгромить кирпичный корпус.

Каждый мечтал поорудовать ковшом. Вот только Дятел сделал это в одиночку, втихаря, никого не предупредив. Рано утром, пока многие ещё спали, он забрался в кабину экскаватора, с прекрасным и самым чистым намерением — доказать всем, что он «молодец».

Только сбыться этому было не суждено.

Артём со своей девушкой Витой приехали в лагерь в ночи. Бушевала страшная гроза и по пути к нашему домику их накрыло ливнем. Забежав в первое попавшееся здание, они заночевали в нём. А на утро Артём, благополучно оставив Виту спать, отправился за кофе. Когда же он вернулся, Дятел уже вовсю громил корпус.

Не долго думая, Артём кинулся спасать подругу, влетел на первый этаж, и в ту же минуту кирпичная стена дома обрушилась прямо на него.

Уже потом я долго думал, смог ли бы я вот так рискнуть из-за девчонки? Пожертвовал ли собой, если бы очень сильно кого-то любил? Бросился ли спасать? Но так ничего и не надумал.

Самый трэш заключался в том, что на самом деле Виты в корпусе не было.

Потому что прежде, чем начать разносить всё к чертовой матери, беспечный, но сердобольный Дятел прошёлся по всем этажам, выгоняя обитавших там кошек, и обнаружил её.

Умирать, наверное, в любом возрасте страшно, но когда ты ещё не задумывался по-настоящему о смерти и не готовился к ней, когда всё ещё надеешься, что она приходит к тебе в образе глумливого праттчетовского жнеца с косой, всё не так драматично и жутко.

К тому же, если бы Артёма завалило насмерть, то он и испугаться бы не успел. Но в том-то и дело, что его не завалило, даже не прибило. С ним вообще ничего не произошло.