— Не сердись на них, уважаемый. Молодые, ничего не понимают. Они извинятся. Больше тебя не будет тревожить никто.

На следующее утро джигиты ждали Асланбека у дверей корпуса. Они были перепуганы до смерти и даже не пытались это скрыть. Их унижение было так же омерзительно, как и их наглость.

— Убирайтесь, — приказал Асланбек.

Джигиты поспешно сели в машину. Это были старые «Жигули». Их красный «понтиак» Асланбек позже увидел возле кафе на Яузе. На нем ездил сам Яша Кривой.

Асланбек решительно воспротивился, когда его фирму попытались использовать для отмывания грязных денег, но не смог отказать Шамилю в просьбе предоставить в распоряжение его людей счет «Сигмы» в австрийском банке «Кредитанштальт». Шамиль объяснил, что с этого счета будет оплачиваться лечение раненых моджахедов. Асланбек понимал, что все здесь не столь невинно, но понимал и другое: отказ от сотрудничества опасен. Экстремисты всех мастей одинаковы: кто не с нами, тот против нас. Он приказал Илье Марковичу оставить на счету фирмы в банке «Кредитанштальт» пять тысяч шиллингов, остальные деньги перевести в гамбургский филиал Дойче-банка и счетом в Вене больше не пользоваться.

Асланбеку ничего не оставалось, как поддерживать репутацию своего. В офисе его фирмы проходили встречи высокопоставленных эмиссаров Дудаева, а после его гибели — Басаева и Хаттаба с деловыми партнерами, в его загородном доме в подмосковном поселке Красково они находили безопасное укрытие.

Рахиль очень не нравились эти люди. Но она все понимала. Она забирала Вахида, переезжала в московскую квартиру и возвращалась в Красково, когда гости уезжали.

Рейс из Стамбула прибыл с получасовым опозданием. Встречающие выстроились возле выхода из таможенной зоны длинным живым коридором. У многих в руках были плакатики с именами. Такой же плакатик был и у Асланбека. На нем было написано: «Abdul-Hamid Nadji».

Сначала прошествовали пассажиры первого класса — солидные бизнесмены с кожаными кейсами, все, как один, смуглые, черноусые, с массивными золотыми перстнями. Абдул-Хамида Наджи среди них не оказалось. Потом повалили шумные русские туристы с детьми, ездившие в Анталию из слякотной апрельской Москвы ухватить щедрого турецкого солнца.

Прошел, не глядя ни на кого, странный человек с бледным безусым и безбородым лицом. Он был в новой, дорогой, но плохо сидящей на нем одежде. Асланбек, любивший хорошо одеться и знавший в этом толк, машинально отметил, что плащ на нем от Хуго Босса, костюм от Армани, шляпа «Стэнтон», дымчатые очки в тонкой золотой оправе тоже не из дешевых. Все сидело на нем так, будто было надето только что, без подгонки. В советские времена так одевались отпускники-северяне: покупали в ГУМе новые костюмы, тут же облачались в них, а старые запихивали в урну.

Прошли челночники, обремененные огромными баулами. Потом послышалась французская речь — прибыл парижский рейс. Никто не реагировал на плакат в руках Асланбека. Он еще немного подождал и направился к справочному бюро, чтобы дать объявление по радио. Но в тот момент, когда он склонился к окошечку, сзади негромко сказали на плохом английском:

— Не нужно объявления.

Асланбек обернулся. Перед ним стоял тот самый странный человек.

Он представился:

— Абдул-Хамид Наджи.

И в этот момент Асланбек его узнал. Это был Муса. После той давней встречи на шоссе они не виделись ни разу, но Асланбек много о нем слышал. После гибели генерала Дудаева он стал одним из самых жестоких полевых командиров. За участие в нападении на Кизляр в январе 1996 года Генпрокуратура России объявила его в федеральный и международный розыск. Но Муса исчез. Среди московских чеченцев ходили слухи, что его убили в Махачкале. Слухи подтвердились. На одном из митингов в Грозном Шамиль Басаев назвал Мусу отважным воином, отдавшим жизнь за свободу Ичкерии: «Он стал шахидом на пути Аллаха».

И все же это был он. С чужим лицом, малоподвижным, бледным, как у человека после долгой болезни. Асланбек узнал его, как по запаху, по той агрессии, которая от него исходила.

Замешательство Асланбека не укрылось от внимания Мусы.

— Что с вами, господин Русланов? — подозрительно спросил он.

— Ничего, все в порядке. Вы напомнили мне человека, которого я хорошо знал.

— Я на него похож?

— Нет, господин Наджи. Вы совершенно на него не похожи. Даже не знаю, почему я о нем вспомнил.

— Кто этот человек?

— Его звали Магомедом Мусаевым. Если вы следите за событиями в Чечне, вы должны знать это имя. Полевой командир Муса. Самый отважный из моджахедов. Он стал шахидом на пути Аллаха, если вы понимаете, что я этим хочу сказать.

— Понимаю, — буркнул Муса.

— Для всех нас это очень большая утрата, — продолжал Асланбек. — Он был моим лучшим другом, господин Наджи, он был мне больше чем брат, — нахально соврал он, рассчитывая, что естественное стремление людей примазаться к героической личности убедит Мусу, что он остался неузнанным. — Господин Наджи, я рад приветствовать вас в Москве. Не перейти ли нам на чеченский язык?

— Почему вы думаете, что я знаю чеченский язык?

— У вас очень красивый акцент. Но он выдает вас после первой же фразы.

Предупредительно открывая перед гостем заднюю дверцу «тойоты», Асланбек спросил:

— Я надеюсь, вы окажете честь моему дому?

— Если вас не затруднит, — недружелюбно отозвался Муса.

— Напротив. Я протопил баню. Как вы относитесь к русской бане?

Этот вопрос Асланбек задал не без умысла и с интересом ждал ответа.

— Нет. Мне нельзя в баню.

Все правильно. Пластическая операция. Недавняя. Поэтому ему и нельзя в баню.

— Включите радио, — распорядился Муса. Новости.

— Русское? Би-би-си?

— Русское.

— Тогда лучше «Эхо Москвы». Сам-то я обычно слушаю Би-би-си.

Главной новостью в информационном выпуске было сообщение о гибели российского самолета Су-24. Никаких подробностей не сообщалось.

— Би-би-си передавало о самолете? — спросил Муса.

— Да.

— Что?

— Практически то же самое.

— Причину сказали?

— Технические неполадки. Врезался в гору в условиях плохой видимости.

— Выключите.

— Может, музыку?

— Выключите! — раздраженно повторил Муса.

Реакция Мусы озадачила Асланбека. Информация о гибели российского самолета явно произвела на него очень сильное впечатление. Необычно сильное. Что бы это могло значить?

Но тут мысли Асланбека приняли другое направление. Уже с полчаса в зеркале заднего вида, не приближаясь и не отставая, маячила какая-то машина с сильными галогенными фарами. На темной трассе, ведущей от аэропорта к Москве, Асланбек не смог ее рассмотреть. Когда выехали на ярко освещенную кольцевую, увидел. Это была синяя «Вольво-940» с тонированными стеклами.