кондитер, — только уж вы, ребятки, скушайте это всё на улице, а то, мне кажется, что моей публике вы не очень-то нравитесь. Хорошо?

— По рукам, — сурово согласился Буратино, ему и самому не улыбалось есть пирожные под осуждающими взглядами здешней публики.

Когда пирожные были уложены в красивую картонную коробку, а Рокко уже держал бутылку с лимонадом, месье Руа вдруг наклонился к мальчишкам и тихо произнёс:

— Не обращайте на этих господ внимания, синьоры. Когда я был такой маленький, как вы, такие же господа смотрели на меня так же. А теперь эти дамы приглашают меня в гости и просят у меня денег взаймы.

— А как же вы так смогли? — шёпотом спросил Чеснок.

— Рецепт очень прост. Я ложился спать в одиннадцать, а вставал в четыре.

— А что же вы делали, когда не спали, синьор кондитер?

— Я работал, — засмеялся француз, — я много работал. И так привык, что встаю и сейчас в четыре, хотя теперь могу спать до десяти.

Когда мальчишки вышли из кондитерской, Чеснок сказал:

— А этот кондитер — ничего. Хороший человек. Может, мне к нему в ученики пойти? Научусь пирожные делать, скоплю деньжат и сам кондитерскую открою.

— Ну, да, и будешь всю жизнь ишачить в этой кондитерской, — съязвил Буратино.

— Я бы поишачил.

— А вставать в четыре?

— Ничего, привык бы.

Буратино остановился и внимательно посмотрел на друга:

— Ты же говорил, что мы банда?

— Да ладно тебе, уж и помечтать нельзя немножко, — засмеялся Чеснок, — это я так, просто. Да и не возьмёт меня француз, такого оборванца, и учусь я плохо. Вот тебя, наверное, взял бы, ты умный.

— Да видал я его кондитерскую в гробу. Пусть дураки работают. Работа дураков любит, а мне жизнь красивая нужна, чтобы не работать в кондитерской, а сидеть в ней кофе пить. И чтобы всякие хлюсты про штаны не напоминали. И чтобы девки не морщились при моём появлении. Вот такая должна быть жизнь.

— От такой жизни и я бы не отказался, — заявил Рокко.

За этими разговорами мальчишки добрались до моря и сели пировать. А пирожные и лимонад действительно были великолепны. Они съели всё и объелись. Потом купались в море и валялись на песке под заходящим солнцем.

— Ты не просто отдыхай, — говорил другу Буратино, — ты давай думай, как денег заработать.

— Я думаю, — заверил Рокко.

— Ну и что надумал?

— Ничего особенного. Правда, есть у меня один пацан знакомый, раньше по напёрсткам работал. Потом разбежался со своей бригадой, теперь не работает.

— Ну, и?..

— Давай с ним поговорим, да начнём шарик гонять. У лохов завсегда деньги есть, они их под шарик и выкладывают.

— А чего же мы здесь лежим? Погнали к этому самому пацану, звать-то его как?

— Лука, Лука Крючок.

Мальчишки быстренько оделись и побежали искать Луку. Рокко знал, где его найти. Последнее время Крючок ошивался на базаре, где занимался базарным промыслом. Он и ещё пара пацанов, спрятавшись за горой мусора, наблюдали, как гости с юга разгружают дыни.

— Здорово, Лука, — ещё издали начал Чеснок.

Лука поморщился, как от зубной боли, и зашипел:

— Чеснок, у тебя ум есть? Ты чего орёшь, всё дело завалишь.

— Ой, — зашептал Рокко, — мы не знали, что вы на деле.

— Смотреть надо, — буркнул Лука, — тебе чего нужно?

— Вот мой друг Буратино, у него к тебе дело есть.

Буратино протянул Крючку руку, и тот пожал её со словами:

— Слыхал о тебе, говорят, ты парень серьёзный. Сколько у тебя приводов?

— Два, — не соврал Пиноккио. — И я о тебе слышал.

— А чего вы меня ищете? — спросил Лука.

— Хотим работать вместе.

— По дыням?

— Нет, по напёрсткам. У нас нижнего нету.

— Ну, — сразу сник Крючок, — наверное, ничего не получится.

— Почему? — спросил Буратино.

— Да я уже навык потерял, да и бригада нужна натасканная, чтобы играть могла и озверевшего лоха осадить. И деньги на затравку нужны, а то лох такой нынче жлобный пошёл, что его без лавэ ни в какую не развезти. Да и играть у нас в городе негде.

— Как это негде? — удивился Чеснок. — А в порту у нас никто не играет.

— В порту мне тереться резону нет, — сказал Лука, — а то меня с пирса башкой об сваю кинут ваши портовые.

— А на рынке? — спросил Буратино.

— Про рынок даже и не мечтай, там полицейские дюже лютые, гонять будут. А это уже не игра, а салочки какие-то.

— А ярмарки скоро пойдут, — вспомнил Рокко и запрыгал от радости.

— Про ярмарки забудь, — кисло сплюнул Крючок.

— Почему забыть? Народ там пьяный и с деньгами. Там только и играть, — не сдавался Чеснок.

— Лох там сильно поддатой, это верно. И на лавэ, это тоже верно. Только ты не один, Чеснок, такой умный в городе.

— А чего?

— Да того, там и Фиксатый, и Туз, и третью бригаду они там с собой не посадят. Кого с доской и напёрстком увидят, тот жало в бок сразу схлопочет.

— Да, — приуныл Чеснок, — в ярмарку лучше не соваться.

— А кто такие, эти Туз и Фиксатый? — спросил Буратино.

— Ты чего? — удивились сразу все присутствующие.

— Ты и вправду про Туза и Фиксатого не слыхал? — спросил Крючок.

— Правда, не слыхал.

— Это же самые крутые пацаны из слободы. Они всегда на ярмарках играют, и авторитет у них большой, — и тут Лука перешёл на шёпот, — а ещё поговаривают, что они конокрады.

Добавить к сказанному было нечего. Конокрад — есть конокрад, значит, человек абсолютно отчаянный, жизнью своей не дорожащий. Всем известно, если конокрада ловят, бьют долго и почти всегда до смерти. И никогда полиция это дело раскапывать не будет. Полиция тоже не любит конокрадов.

— Так что, пацаны, давайте лучше на дынях работать. В хороший день мы по сольдо на брата зарабатываем, — предложил Лука.

— Сольдо в день, деньги, конечно, немалые, — согласился Буратино, — а сколько за день на напёрстках в порту поднять можно?

—