И они стали делать дело. Вскоре появился какой-то тип, который проиграл им еще два сольдо. А затем появились и портовые пацаны. Буратино сразу заметил, как засуетился Лука. Одного из этих портовых мы уже знаем, именно он был судьёй на кошачьем процессе.

— Здорово, пацаны, — сказал Буратино, подходя к ребятам и протягивая руку судье.

— Здорово, — поздоровались те.

— Денёк сегодня жаркий, — продолжал Пиноккио.

— В сентябре всегда так, — ответил один из незнакомых.

— А вот к октябрю дожди зарядят и шторма, — сказал другой.

— Это точно, — согласился судья и, посчитав, что церемониал завершён, перешёл к делу, — Буратино, а этот гад Лука с тобой или как?

— Да, — ответил Пиноккио нейтрально, — играем вместе, а что?

— Да так, косяк есть за ним один.

— Иди ты? — искренне удивился Пиноккио. — А с виду не подумаешь, нормальный, вроде, пацан.

— Это с виду, — вставил один из незнакомых, — а на самом деле крыса.

— А ты, братан, поаккуратней с такими обвинениями, — предостерёг его Буратино, — может, промеж вас просто непонятка вышла. А ты сразу его крысой метишь.

— Крыса, — произнёс судья, — какие там непонятки. Натуральная крыса. Мы его как человека к себе в землянку привели, он ел с нами, курил, вино пил. А через два дня пришёл, когда никого не было, и спёр пять метров лески, два крючка, полную бутылку керосина и шесть копчённых сардин.

— А точно, что он? — не сдавался Буратино.

— Он, собака. Его Рональдо Бычок видел. С тех пор, гад, в порту не появляется.

— Да, — задумчиво произнес Пиноккио, — и что же нам теперь делать?

— Если он в твоей бригаде работает, то мы, конечно, не можем ему ничего сделать. Может, ты ни о чем об этом и не знал. Но теперь мы тебя в известность поставили. И тебе решать, отмазывать эту крысу или нам отдать?

Дело было сложное, и Буратино понимал это. Отдавать Луку на растерзание не хотелось, но и идти на прямой конфликт с портовой шпаной тоже. И если бы просто конфликт — это понятно, а тут вещь серьезная. Отмазывать крысу — потерять свой авторитет. И Пиноккио решил.

— Пацаны, — начал он, — дело паршивое. Но раз вопрос поднят — надо его решать. Может, Лука и крыса, но давайте вспомним, что сказала Иисус по этому поводу — Интересно, — заинтересовались пацаны, — а что же такого сказал Иисус по поводу крыс?

— Иисус сказал: «Кто сам без греха, тот пусть первый бросит в меня камень». Или, может, среди вас, пацаны, есть какой безгрешный? Или святой? Или великомученик, на худой конец?

— Может, и нету среди нас святых, — насупился судья, — но крыс тоже нет.

— Согласен, — сказал Буратино, — но как говорится, от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Сегодня ты, к примеру, судья и судишь Луку, а завтра, может быть, всё будет наоборот.

— Ну, может.

— Так не суди и не судим будешь. А человек, может быть, ошибся и теперь сам раскаивается, а вы ему сразу за это почки опускать.

— Так он же крыса, — вставил один из незнакомых, — а мы через него пострадали.

— Вот! — Буратино поднял указательный палец. — Теперь мы перешли к главному вопросу. Он виноват, а вы пострадали. Это и есть суть проблемы. А я, как человек, ратующий за справедливость, не хочу, чтобы по вине парня, работающего со мной, кто-то страдал, тем более такие честные и порядочные ребята. Поэтому, — Буратино достал две монеты по одному сольдо, — я предлагаю вас сатисфакцию.

Пацаны как-то нерешительно посмотрели на деньги. Конечно, им хотелось их взять, но они размышляли над тем, как это будет выглядеть в глазах других пацанов. А выглядеть это могло по-разному, смотря как повернуть. Ведь всегда мог найтись такой, который потом сказал бы: «Да они подняли весь вопрос из-за денег, они же шкуры»

— Парни, не надо думать, что я от вас откупаюсь, — продолжал Пиноккио, держа деньги на ладони, — но мне было бы неприятно работать с человеком, который закосарезил и косяк которого мне не удалось бы исправить.

— Всё равно мы деньги не возьмём, — неуверенно произнёс судья. — Что же мы, барыги какие-нибудь, со своих пацанов деньги брать?

— Так не берите, — радостно согласился Пиноккио, — я вам денег и не предлагаю, а это, — он подкинул на ладони монеты, — это маленький корефанский подгон от нашей бригады вашему портовому коллективу, чтобы впредь между нами не было косых взглядов. Идёт?

— Ну, если это корефанский подгон, — нехотя согласились пацаны, — тогда ладно.

— Конечно, пусть пацаны, потерявшие своё имущество, побухают и отдохнут как следуют, — продолжал Буратино, — а в следующий раз вы нас чем-нибудь подогреете.

— Ладно, — согласились портовые пацаны, — без базара. Вот у рыбаков понаворуем рыбы из сетей, вас позовём жарить.

— Мы придём, — пообещал Пиноккио, — только у нас в бригаде два паренька, так они вдвоём целую корзину рыбы съедят.

— Этого добра у нас хватает, — заверил судья, — пусть хоть каждый по корзине ест.

— А мы хлеба купим, винца, папирос, — улыбался Буратино, чувствуя, что вопрос решён, — только вы уж, парни, не обижайтесь на Луку. Не со зла он, а по дурости.

— Да чёрт с ним, — не обиделись парни и ушли.

А Крючок, не находивший себе места во время всего разговора, с надеждой в голосе спросил:

— Ну, что они сказали?

— Сказали, что, если будешь плохо шарик катать, они тебе ноги поломают, — смеялся Буратино.

— Да ну тебя, я же серьёзно.

— Всё нормально, не бойся. Они пригласили нас на ужин. Я пообещал, что придём.

— Я не пойду, — сказал Лука, — неудобно как-то.

— И слава Богу, — вставил Чеснок.

— Давайте лучше играйте, пацаны, а об остальном я позабочусь, — сказал Буратино.

В этот день они выиграли ещё четыре сольдо у одной страшно жадной, известной всему городу торговки. На этом им пришлось закончить, так как женщина, огорчённая проигрышем, развизжалась на весь порт:

— Ой, люди добрые! Что же это творится?