это начинало злить. Утром вставала невыспавшаяся, пасмурная, и Сергей чувствовал, как назревал, сгущался электрический заряд скорой грозы. «Завтра? Послезавтра?» — ожидал он. И Света срывалась. Из-за мелочи, из-за пустяка, и тогда лавина черной злобы выплескивалась. Ей нужно было разрядиться, и она метала в мужа стрелы давних обид, скопившихся за многие годы. Всплывало давнее, давно пережитое, но не отомщенное. Он не отвечал, не опускался до перебранки, молча поворачивался и уходил в дальнюю комнату, запирал за собой дверь, и она в бессильной злобе колотилась в нее. Сергей одевался, дрожащими руками доставал из стола ключи от машины. Теперь — прорваться, уехать прочь, куда глаза глядят, от этого безумия. Он понимал, что никакое это не безумие, эта черная волна должна вылиться без остатка, и тогда Света станет прежней, любящей и заботливой. Но сколько времени для того понадобится? День? Два? Неделю? Когда кончалась темная жизненная полоса и наступала светлая, Сергей предлагал: «Может быть, тебе следует сходить к психотерапевту? Давай вместе пойдем, это может помочь». Но Света обижалась: «Ты что, считаешь меня ненормальной? Никуда я не пойду, ну подумаешь, сорвалась! Ничего, справлюсь». Но проходило время — месяц, два, и всё повторялось.

За эти годы они вдвоем прошли много дорог, пять раз меняли города и страны. Казахстан — Белоруссия — Урал — Вятка — Москва — снова Белоруссия. Почему их носило по огромной стране? Да потому что оба были непоседами. Пять лет жить на одном месте? Пять лет каждый день ходить на работу по одним и тем же улицам, на одни и те же заводы? Заниматься одним и тем же хорошо известным, надоевшим делом — это было не для них. Им хотелось нового, интересного, неиспытанного, и они получали новизну в полном объеме. В министерстве знали Сергея как человека, способного вытащить из ямы безнадежное производство. Ему делали предложение — возглавить завод, нуждавшийся в переменах, и он соглашался, оставлял отлаженное производство и ехал на новое место, чтобы там по уши влезть в раздрай и беспорядок, чтобы работать по двенадцать часов, а потом придумать нестандартный путь, как вытащить завод из пропасти, — не так, как в строгих советских инструкциях. И за это получить предупреждение и даже наказание — нечего самовольничать, всё прописано в инструкциях и сборниках правил. Ну да ладно, пусть наказывают, главное — результат и доверие людей, с которыми работаешь. Это было некое озорство вполне взрослого, опытного человека. Вот ты пришел на завод, где всё идет через пень-колоду, где люди изверились и ходят на работу по привычке, по инерции, ищут место на стороне, чтобы прочь от постылого, бесперспективного.

Конечно, лучше всего в этом случае — притащить с собой свою команду единомышленников, выбить для них квартиры в новом городе, резво начать ломать старое и строить новое. Тогда возникает малая гражданская война, фронт делит старых, проработавших на заводе не один год, и пришлых, пригретых новым начальником: какого черта они здесь командуют? Тогда требуется жесткая, безжалостная рука, требующая подчинения новым принципам. А не нравится — ворота завода открыты! И уходят непокорные, и нужно время для того, чтобы улеглись страсти, чтобы залечились раны, заштопались прорехи. Сергей шел другим путем. Для этого нужно отыскать в старом, разрозненном сборище людей активных, нестандартно мыслящих, зажечь их новыми идеями, сделать их своими единомышленниками. И наступает поворотный момент, когда весь коллектив поверил в тебя, и это высшее достижение руководителя-лидера.

Как и когда случилось то, что он добровольно взвалил на свои плечи эту беспокойную обязанность — быть лидером, быть первым, быть лучшим? Со школьных времен Серега был младшим в классе и всегда — круглым отличником. Не потому, что очень старался. Это происходило естественно и органично. Он всё схватывал с лету. То, что другие мучительно зубрили, ему казалось ясным и простым, легко, без труда запоминалось. И для всех в школе, и для учеников, и для учителей, да и для него самого, было совершенно очевидно: Сережа не совсем такой, как другие, Сережа может получать по всем предметам только пятерки, Сережа — гордость школы. Вот только по физкультуре… Он был тощим, долговязым, малосильным, а учителю физкультуры Костину Ивану Федоровичу по кличке Ишак было плевать, что Сережа — гордость школы: будь добр, выполняй требования программы. В пятом классе таким требованием был акробатический прыжок фляк — с разгона нужно опереться на руки, а затем, оттолкнувшись руками, изогнуться дугой и опуститься на согнутые ноги. У Сережи никак не получалось — подламывались слабые плети рук, и он падал мешком на мат. Он был хуже всех, и сознание этого тяжким камнем висело на шее. Через месяц предстоял зачет по этому самому ненавистному прыжку, и он не мог не получить пятерку, ведь он — гордость школы! И тогда он решил — он сделает сальто вперед, а это труднее, чем проклятый фляк! Но сальто всё не получалось и не получалось, он приземлялся на спину, на задницу, валился назад…

Но вот настал день зачета, и у Сережи всё валилось из рук, даже по любимой физике он ответил невпопад. Третьим уроком была физкультура, мстительный Ишак вызвал его первым, ожидая позора гордости школы. И тогда у Сереги что-то произошло в голове. Он почувствовал полную отрешенность и собранность, к нему пришло осознание: нет отступления, и он сейчас совершит это сальто. Легко разбежавшись, он взмыл в воздух, собрался в тугой комок и приземлился, вытянув вперед руки. Может быть, с этого сумасшедшего прыжка к нему пришла способность сосредоточиться и мобилизоваться в решающий, критический момент в жизни. И дурацкая обязательность быть всегда первым, не пропуская ни одного ухаба по дороге.

В шестнадцать лет, едва окончив школу, он пошел на машзавод — работать разметчиком. Его приставили учеником к опытному рабочему, тот целый день объяснял новичку, как пользоваться чертилкой, керном, рейсмусом. А на следующий день вызвал Сергея к себе начальник цеха.

— Такое дело, понимаешь. Не хватает у нас разметчиков. Твоего наставника Еременко мы во вторую смену перевели, придется тебе работать самостоятельно. Ничего, научишься. Ты же в школе отличником был, вот и учись работать сам. Что непонятно — спрашивай.

Пришлось Сергею доходить до всего своим умом. И научиться чертежи читать, и тяжелую деталь краном на разметочную плиту устанавливать и соображать, как ее разметить под очередную обработку. А если ошибался, взыскивали, несмотря на его шестнадцать. Ты же в школе отличником был!

А когда Сергею было двадцать четыре, он уже отслужил три