становился почти незаметным. Стоило же им попробовать еду через два-три столба от Белого Города, как отсутствие этого аромата давало о себе знать: вся еда казалась жителям побережья безвкусной и сладковатой.

Перевалило за полночь, и зал потихоньку пустел. Посланники-сменщики ушли первыми, доставлять письма. Один за другим они гладили Адиссу и покидали гостеприимные стены. Их коллег развели по комнатам служанки. Ганнон выбрал лавку в углу: она хоть и стояла подальше от очага, но зато можно было сложить вещи к стене и не переживать за них. Сон, после долгого перехода, пришел быстро.

***

Ранним утром – едва только взошло солнце – Ганнона разбудило кряхтение хозяина, ходившего по залу и наводившего порядок. Юноша резким движением сел на твердой лежанке, потянулся и растер затекшую поясницу. Хозяин обернулся на звуки и коротко кивнул гостю:

— Доброе утро, господин.

— Доброе, один трудишься? — Ганнон зевнул. — А что помощницы твои?

— Да! — Хозяин только раздраженно махнул рукой — Не до того им, видишь ли… Выгнать бы в чем есть наружу, да посланников трогать не дозволено…

— Ну не вечно же им тут быть, пора и о будущем подумать. — Ганнон взял протянутую трактирщиком кружку воды и отхлебнул. — Хорошие мужья – посланники. Недалекие, деньги получают большие и не тратят, пока заняты. Не пьют, пока работают, а потом, как ноги уже не те, – на покой.

— Ха, не пьют, пока работают! — Мужчина глянул на бочонки, сложенные в дальнем углу. — Зато потом наверстывают! Некоторые за пару лет до смерти спиваются.

— Ну, так тоже неплохо, хозяин. — Юноша улыбнулся — Не все ж деньги пропить успеет, особенно если припрятать: писать-считать они не умеют.

— Хах, ну так-то, половина торговок, у которых я закупаюсь, – вдовы посланников. — Трактирщик провел рукой по усам, задумавшись. — Почтенные дамы они в Виалдисе…

— Ну вот и не обижай своих: повезет, так потом цены задирать не будут. — Ганнон закинул сумку на плечо, накренившись под ее тяжестью, но быстро восстановил равновесие. — Боги в помощь.

— Боги в помощь, — машинально ответил хозяин и, прислушавшись, добавил: — Но помощь не всегда бесплатная.

— Неужто ты усомнился в чистоте бело-золотых? — Ганнон сделал акцент на последнем слове.

— Хах, хм-м, боги в помощь тебе, господин, — повторил трактирщик, повернулся спиной и ушел вглубь зала, явно не желая продолжать разговор.

Юноша провел указательным и средним пальцами по спине Адиссы и начал открывать дверь, но помедлил, зажмурившись от света. С улицы донеслись крики.

Снаружи жрец в белом с золотой оторочкой одеянии служителя Ихариона яростно с кем-то спорил о цене Посвящения ребенка. Ганнон решил пока не показываться и, глянув на фигурку коровы, вздохнул и сделал один шажок за порог, уперевшись в дверь. Так он был не в доме, но все еще скрыт от наблюдателей, что стояли снаружи. О том, как это выглядело изнутри таверны, юноша предпочитал не думать.

Напротив жреца стоял рослый мужчина, седой, но с прямой спиной и широкими плечами. Он слушал, сложив руки на груди, легкая улыбка усиливала морщинки, белой сеткой покрывавшие смуглое от загара лицо. Позади него стояли двое: молодой мужчина и совсем еще паренек, едва отрастивший первые усы. Братья, не иначе: у обоих кудрявые светлые волосы и глаза серые, как у отца. Хотя нет, младший был голубоглазым.

Все трое были одеты в практичную темную одежду, а отец и старший сын еще и в плащи-пенулы: серо-зеленого морского цвета, закрывавшие грудь и скрепленные на левом плече застежками с гербом благородного дома — Откликнувшиеся Морского Легиона. Лицо старшего сына уже было тронуто ветрами, на поясе висел короткий широкий меч, у его отца – такой же, но с богато украшенным эфесом. Парням не удавалось хранить то же спокойствие, что и главе семейства: слушая самозабвенную речь жреца, они то и дело переглядывались, посмеивались и закатывали глаза.

— …в святом Арватосе и на всех Ступенях проводил я этот обряд, — священник едва заметно помедлил, — благородный господин, и пожертвование, установленное эдиктами Белого Совета, не подлежит обсуждению. Никто из благородных: ни Слышавшие, ни даже Видевшие не позволяли себе торговаться со слугой Ихариона, — он возвысил голос, — Отца Ангелов и Солнца. И чтобы Кл… — тут жрец осекся.

Младший сын легионера широко раскрыл глаза, от резкого выдоха расширились ноздри. Отец, не оборачиваясь, взял старшего за плечо и хорошенько сжал. Рука сына застыла, едва начав путь к рукояти меча.

— От-клик-нувшиеся, — медленно произнес старый моряк, — не уступают благородством остальным домам Деоруса, святой отец. — Лицо и голос его оставались спокойными, но в глазах появились холодные огоньки. — И мы не оспариваем цену в серебре — только в куруме.

— Один тан на один лан, какие тут вопросы?.. — проворчал священник, не отводя взгляда. Ганнон про себя отметил, что жрец не лишен мужества.

— Да, так написано в… — заговорил было младший сын, но отец резко прервал его пощечиной.

— Тихо! Не в кирасе еще, чтобы мне перечить! — прикрикнул отец, встряхивая ладонь. Бедняга-сын отошел на шаг, склонив голову и не смея притронуться к щеке, пока глава семьи не отвернулся. Старший брат сжал губы, но промолчал.

— Скажите, святой отец, а куда вы держите путь после нас? — как ни в чем не бывало спросил старый легионер.

— Хм, очевидно, что направляюсь я в Тиарпор… — Жрец почувствовал, что его завлекают в ловушку.

— В Виал’дис, кхм, то есть в Белый Город. — Мужчина на секунду перешел на береговой говор. — Отлично! — Он улыбнулся. — Знаете что, негоже нам спорить из-за цен, да тем более с Белым Советом. Мы заплатим серебром — столько, сколько написано, чтобы уж точно – пять ланов.

В ответ на это жрец только закрыл глаза и громко выдохнул: с эдиктами он спорить не мог.

—…ну или четыре тана, как я и предлагал. В Белом Городе еще ждут приливной ветер… — продолжил легионер.

— И у вас еще осталось серебро, не всё курум?

— Найдется, святой отец.

— Селана велит нам быть смиренными, — со все еще закрытыми глазами проговорил жрец, подставив ладонь.

— А Гартола – благодарными, — произнес старый моряк и положил в протянутую руку четыре крупных зеленых кругляша с квадратными отверстиями в центре.

Священник взял монеты, повернулся и