Когда кажется, что падать дальше уже некуда, судьба безжалостно втаптывает тебя в пол. На выходе меня подловил Ильдар, зябко кутающийся в свою темную мантию, схватил меня за запястье прохладной жесткой ладонью и немедленно боязливо отпустил, будто за прикосновение в нынешние жестокие времена отправляют на каторгу. На коже остался холодный отпечаток его пальцев, как от касания стылого железа. Мы были скорее плохими знакомыми, чем хорошими, но временами общались, по той причине, что я слишком часто натыкалась на него в подземельях.

— Ты сейчас свободна, Тай?

Ильдар то и дело нервно проверял карманы, оправлял воротник, избегая смотреть на проходящих мимо адептов, даже случайно касаться их, и ждал ответа. Нелюдимый, как и большинство некромантов, вдали от подземелий он чувствовал себя неуютно, и странно, что притащился искать меня в светлое время суток. Не к добру.

Некроманты не умели ладить с людьми и как-то болезненно избегали их, живых по крайней мере. Особенно больших скоплений народа. Не из брезгливости, как некоторые думают, и того, что мертвые люди им нравятся гора-аздо больше. А из-за врожденной стеснительной замкнутости. К темным всегда было двойственное отношение: с одной стороны, без них ни туды и ни сюды, а с другой, когда твой собственный ребенок начинает играть с недавно похороненной собачкой, вылезшей из могилки, это мало кого оставляет равнодушным. Обычно некроманты растут среди неприязни даже собственных родителей, постоянных подколок, боязливого отношения. Смерти боятся все. Кроме них. Для них иной мир так же близок и реален, как и этот, что нехило сказывается на психике. С ними было трудно общаться. Они одновременно стыдятся и болезненно гордятся своим даром, считают себя выше других, но не могут точно определиться в чувствах. Вечный комплекс вины или озлобленности, который может обернуться против находящихся рядом. Это все равно как взять в руки сломанный самовзрывающийся артефакт. И думать, сработает он сейчас или все-таки обойдется. То, что случится, вряд ли предугадаешь. Так же и некроманты никогда не знают, что им взбредет в башку в следующий момент. Хотите узнать про навязчивые идеи, так это к ним. Но в атмосфере, пропитанной их мрачным некромантским отчаянием, отсутствием всяческих проявлений жизни, презрением ко всем и конечно же ненавистью, мне становилось легче.

— Хотела пойти в библиотеку или на пустошь потренироваться. Но вообще свободна, — осторожно ответила я. И еще осторожней добавила: — А что?

— Дело есть.

Я насторожилась. Мне не понравился тон, которым это было сказано.

— Пошли со мной. Мы с ребятами кое-что надумали и… это потрясающе! — Его распирало от какой-то идеи, он выглядел даже более нервным, чем обычно. — В общем, пойдем, другим это лучше не слышать.

— Что надумали? — Я не сдвинулась с места. Что некроманту хорошо, другим смерть. Ильдар, успевший уже отойти на несколько шагов, с разочарованием вернулся. Об извращенном воображении темных ходили легенды. Посвящать адептов с других факультетов в свои дела некроманты ненавидели, я не исключение, хотя с ними довольно мирно общаюсь. Тот, кто не с нами, наше темное мышление не поймет. Их основной принцип.

Ильдар пододвинулся ко мне совсем вплотную и внимательно посмотрел на меня темными, как-то сразу обретшими глубину глазами. Некромант был некрасив, но и не особенно уродлив. Скорее невзрачен. Невыразительные черты лица, ломкие светловатые волосы, временами бегающий взгляд. Неподходящая внешность для повелевающего мертвецами. Я, насмотревшаяся спектаклей про угрюмых, но мрачно-привлекательных черных магов, толкающих патетические речи про несправедливость этого мира, первое время всегда удивлялась и разочаровывалась, сталкиваясь с настоящими некромантами. Трудно было точно определить его возраст, хотя, кажется, Ильдар был старше меня. Я увидела желтые крапинки в его радужках и несколько веснушек, непонятно откуда появившихся на бледной коже. От некроманта пахло чем-то кислым и слегка неприятным, напоминающим, как пахнут те растворы в темных склянках без надписей, которыми лекарь протирает раны. Больничный и нездоровый запах. Впрочем, науки, которые он изучает, и не требуют, чтобы он пах цветами. Ильдар продолжал пристально смотреть на меня, а потом неожиданно спросил:

— Ты хочешь, чтобы твой дракон выздоровел? Мы кое-что придумали. Пошли.

Больше вопросов я не задавала. После этой фразы я готова была с ним ходить до конца жизни, хоть на кладбища, хоть в морг, хоть на свидание. Я уже разучилась верить в чудеса, но некромантия — шхэново непредсказуемая наука. Может, боги все-таки оставили для меня самое последнее маленькое чудо? Я даже машинально посмотрела на небо. Меня слегка трясло, я пыталась успокоиться, сбить внутреннюю дрожь, но сердце заходилось как бешеное, ударами отдавалось в висках. Что странно, потащил он меня не в подземелья, где обычно проводили все свое время некроманты, а просто завел за угол и неожиданно сильно втолкнул в заросли колючих, только недавно покрывшихся листьями кустов. Огляделся по сторонам, нет ли кого поблизости, но таких же идиотов рядом не было, а потом, не отпуская рукава моей куртки, сообщил:

— Сейчас я скажу кое-что, а ты дослушай до конца, Тайнери. Ничего не говори. Уйдешь, подумаешь и вернешься. Понятно?

Я молчала.

— Понятно? — переспросил он с какой-то особой нервной настойчивостью, которая начала пугать.

— Понятно, — выдавила я.

Некоторое время он молчал, все сильнее сжимая мне предплечье, и явно собирался с мыслями.

— Я тебе доверяю, Тай. И если ты доложишь ректору, мне уже нечего терять. Просто выслушай.

— Ильдар, какого шхэна…

— Нам нужна кровь дракона.

— Много крови? — осторожно уточнила я.

— Примерно кувшин.

Я смотрела в его ополоумевшие глаза, чувствовала этот кисловатый больничный запах и понимала, что кровь нужна им именно для того, о чем я подумала.

— Да вы психи! Вы совсем ошхэневшие психи!

— Молчи! — Он повелительно вскинул руку перед моим лицом. Жест вышел властным и жутковатым, словно он нащупывал во мне скрытые линии жизни и собирался дернуть за них, вырывая дыхание. И я неожиданно осознала, почему частые издевки над темными у других иногда сменяет неконтролируемый, почти панический страх. Я только усилием воли не вжалась в шершавую стену и не поставила щит. Хотя против темного воздействия шхэн он поможет. Некромантия действует не физически, а проникает в душу и тянет в смерть уже изнутри. Таких некромантов, что скрывать, я не любила, предпочитая общаться с их более спокойным, слегка чудаковатым и язвительным вариантом. Ильдар моргнул, слегка успокоился, стал похож на себя прежнего.

— Извини. Но ты должна выслушать. Мы выцедим немного крови, ты постоишь рядом с нами в круге призыва, а потом сообщишь свое желание. И все. Все. Ты будешь свободна. Ты сможешь летать со своим драконом. Думаешь, никто не видит, каким тоскливым взглядом ты смотришь на пролетающих всадников? Он будет здоров. Ты понимаешь? Твой дракон станет абсолютно здоров! — Он бил меня словами, повторял их, наконец нащупав слабое место. Разговор с ним напоминал не уговоры, а скорее пытку. — У его болезни даже нет названия. Просто общая слабость, и если он вдруг выздоровеет, никто не сможет придраться. И не такое случается. Ты что, этого не хочешь? Ты понимаешь, нет ограничений, мы можем сделать все. Все! Вылечить его. Кровь дракона нужна для открытия пространственного круга, а на место вызова наложено достаточно запирающих заклинаний, чтобы призыва никто не почувствовал. Некроманты, знаешь ли, раньше и не такое проводили. Опыт есть. — Он неприятно усмехнулся. — В любом случае тебе ничего не грозит, мы никому не скажем, что ты участвовала. Все зависит только от тебя. Тай. Подумай. Когда надумаешь, знаешь, где меня искать.