Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ну что?..» — мысленная передача от Когтя была колючей, как напильник.
Камушек коротко всхрапнул, довольно удачно имитируя драконью улыбку.
«Я был гостем на твоих землях. И ты принимал меня вполне достойно… иногда. Спасибо за то, что привезли Соленого».
«Ласка, она сильно упрямая, — ответил Коготь, смущенно зевая и шевеля ушами. — Иди уже, человеческий щенок. Убегай, а то я могу забыть, что ты ребенок».
«Спасибо», — повторил Камушек, почесывая головку Лисички и стараясь избежать ее восторженного облизывания и покусывания. Он опустил малышку на землю и направился к дому Соленого. Снова начинался дождь.
Его догнала шершавая мысль Когтя:
«Я благодарю за Лисичку».
Удивленный, парнишка быстро обернулся, но драконы уже уходили в глубь влажного леса. Коготь отряхивал крылья от дождевой воды и стегал себя по бокам хвостом, точно раздраженный падающей сверху водой кот.
* * *
Когда Камушек впервые ступил на Ящер, у него практически совсем не было вещей. Почти все они были украдены или уничтожены. С некоторым удивлением он обнаружил, что за несколько недель, проведенных под крышей Соленого, его достояние значительно увеличилось. И дело даже не в том, что Лунный Цветок перешила на парнишку мужнины туники и штаны — их было всего две пары, поскольку в теплом климате и так все время можно было ходить полуобнаженным. Всякие бытовые мелочи, вроде деревянного гребня и ножичка для подрезания ногтей, тоже не занимали много места. А вот для коллекции насекомых и образчиков растений, предназначенной Белобрысому, потребовалось несколько больших коробок. Не говоря уже о толстом пакете с записями и рисунками Пожирателя Туч, от его тяжести просто руки опускались. А тут еще в последний день ему надавали всяких подарков на память. Тигренок щедро подарил Камушку самого красивого дракона из своей игрушечной коллекции. Молния и Живое Серебро вручили ракушку с радужной серединкой, а Ягода — нож, найденный в подземной оружейной; очищенный от патины, заново наточенный и оснащенный новой рукоятью, он зловеще поблескивал бронзовым клинком. Камушек был несколько смущен щедростью своих друзей, но это чувство его значительно обострилось, когда Соленый втиснул ему в ладонь монету в полталанта, преуменьшая реальную стоимость подарка небрежным замечанием: «Ты возвращаешься к цивилизации, там это тебе больше пригодится, чем мне здесь».
Прощание с Пожирателем Туч больше напоминало удаление зуба: было коротким и надолго оставило после себя ноющую боль. Он пришел только тогда, когда Бродяжник уже понемногу готовился к прыжку, а Камушек стоял рядом с ним вместе со всем своим багажом. Может, молодой дракон просто старался отодвинуть как можно дальше неизбежный момент прощания. Он притащился медленно, свесив голову, пиная ногами влажный после недавнего дождя песок.
«Это был хороший год», — передал Пожиратель.
Камушек утвердительно покивал головой, избегая смотреть в глаза другу. У него перехватило горло, и парнишка смущенно пытался укрыть свое волнение.
«Не хватает еще разреветься. Как будто я маленькая девчонка», — подумал Камушек.
Пожиратель Туч перехватил эту мысль и улыбнулся.
«Ну до этого тебе далеко, детинушка».
Две мальчишеские ладони неуверенно протянулись навстречу друг другу, а потом их пальцы крепко переплелись.
«Еще увидимся, — пообещал Пожиратель. — Я тебя везде отыщу. Не думай, что так легко от меня избавишься».
Камушек сморщился от кривой улыбки:
«Надеюсь, что не избавлюсь. Ты как та болезнь, к которой человек со временем привыкает».
«Ладно, увидимся через год».
Тогда Камушку показалось, что год — это страшно большой отрезок времени, и, честно говоря, он даже не очень-то хорошо мог представить его себе.
Последнее прости Соленому и Ягоде, старшие сынишки Говоруна погрустнели и дружно подняли свои детские ладошки жестом, символизирующим удачу и счастье. Наконец Бродяжник крепко ухватил паренька за плечо. Еще секунду он видел Соленого, Ягоду и Пожирателя Туч, стоящих за кругом, предусмотрительно начерченным на песке Бродяжником, а уже мгновением позже мир сложился, точно листок бумаги. Камушек судорожно стиснул веки, чувствуя, как желудок его поднимается к горлу. Это оказалось намного хуже, чем первый полет на Пожирателе Туч. Вокруг не было ничего. Абсолютно ничего. В легкие не попадал воздух. Земля ушла из-под ног, а где-то в животе возникло странное и неприятное ощущение, точно на качелях, стремительно летящих вниз с большой высоты. Казалось, не существует больше ничего, кроме единственного якоря — сильной ладони мага, крепко державшей его за плечо. Прыжок длился всего секунду или две. От неприятного толчка у Камушка чуть не разорвалась диафрагма, когда он жестко приземлился на негнущихся ногах.
Камушек открыл глаза. Они стояли на пляже, усыпанном белыми, как кость, обломками ракушек и разбитыми кораллами, в огромном круге, ограниченном просмоленным канатом — импровизированной площадке для скачка через пространство. В то время, когда Бродяжник был на Ящере, команда корабля старательно обходила этот запрещенный участок, поскольку никому не хотелось, чтобы какой-нибудь тяжелый предмет, возникший буквально ниоткуда, поломал ноги рискнувшему пересечь запретную линию. Неподалеку виднелась вытащенная на берег шлюпка и маленький лагерь. Два матроса как раз носили на коромыслах ведра с пресной водой и наполняли бочки. Двое других осматривали борта лодки. Остальные отдыхали. В море на рейде лениво покачивалась на мертвой зыби одномачтовая галера, над которой медленно кружили два дракона.
Матросы тут же начали переносить груз в лодку, беспокойно поглядывая на небо. Ничего удивительного, что они хотели как можно скорее убраться из драконьих владений, где их жизнь зависела от созданий высотой с две пики в холке.
Вокруг стоявшего Камушка крутилось несколько человек, порой некоторые с любопытством поглядывали на него, а потом снова возвращались к своим делам. Никто не пробовал подойти к нему. И мальчик совершенно неожиданно почувствовал себя одиноким, будто толстое стекло вдруг отделило его от мира. Он еще не покинул Драконий архипелаг, но уже начал тосковать по нему.
* * *
«Ненавижу корабли. Ненавижу море. Ненавижу качку. Не знаю, что хуже: это постоянное покачивание на волнах, от которого у меня все кишки выворачивает, или тот способ, которым путешествуют Бродяжники, когда человек превращается в одуревший кусок материи. Оба способа ужасны. А в довершение всего тут все, даже этот маг, считают, что если человек не может говорить, то он и не думает, а потому обращаются со мной как с придурочным. Еда отвратительная. Я хочу на землю!»
* * *
На дворе Бродяжников как всегда царили суета и шум. Маги, нагруженные сумками с письмами, запечатанными свитками и другими посылками, всходили на каменные круги и пропадали с характерным хлопком смыкающегося на опустевшем месте воздуха. Другие появлялись и, сойдя с отправной площадки, отдавали дежурным доставленные письма. Корреспонденция из Замка и в Замок обычно бывала обильной. Слегка моросило, как обычно в это время года, поэтому все посылки заворачивали в навощенное полотно.