провалилась именно потому, что реформаторы пренебрегли необходимостью заручиться устойчивой поддержкой общества. Они наивно полагали, что могут проводить преобразования, игнорируя мнение большинства, в лучшем случае при соблюдении им нейтралитета, в худшем — преодолевая его сопротивление. Это был курс, идеологически ориентированный на небольшую часть общества, разделявшую радикальные «западнические» взгляды. Экономическими выгодоприобретателями реформ тоже стала весьма разношерстная, но очень малочисленная группа. Основная же масса населения не только существенно пострадала экономически от преобразований, но и осталась чужда проповедуемым реформаторами ценностям. Естественным результатом такого положения вещей стало отчуждение общества от власти и ее курса. Впоследствии эта отчужденность выразилась в массовой поддержке контрреволюционного в своей основе, реакционного политического курса Путина. Если мы не хотим повторения этой истории в будущем, мы не должны повторять ошибок 1990-х.

Перед переходным правительством будет стоять крайне сложная задача — решить копившиеся многие десятилетия проблемы в условиях глубокого экономического кризиса и разобщенного социума, балансирующего на грани гражданского противостояния. Как же обеспечить поддержку со стороны общества действиям такого правительства?

Если оставить в стороне меры «быстрого действия» вроде консолидации на основе общей нелюбви к старому режиму (как показывает опыт, она никогда не бывает долгосрочной), то остается только проведение в жизнь «левого курса», удовлетворяющего базовые экономические потребности большинства населения. Большинство должно почувствовать, что действия правительства стратегически отвечают его долгосрочным экономическим интересам: только тогда оно будет готово сопроводить это правительство политически в его непростом путешествии через зону транзита. Иными словами, существует довольно простое, но почему-то не принимаемое многими в расчет ограничение для любых глубоких преобразований в России: они должны проводиться одновременно с реализацией «левого курса». Когда я пишу о «левом курсе», я имею в виду прежде всего его ориентированность на массовые социальные и экономические запросы — в противоположность «правому курсу», ориентированному на запросы меньшинств. Если бы реформаторы 1990-х не разошлись с массами в вопросах социальной политики, то, возможно, нам не пришлось бы сегодня решать проблему путинизма. Если те, кто ставит перед собой цель политической борьбы с режимом, вновь не сойдутся с большинством в вопросах социальной и экономической политики, их политические цели никогда не будут достигнуты.

Сегодня это понимают почти все. Сейчас нет такой оппозиционной силы, которая, помимо политической свободы и правового государства, не обещала бы населению России социальных благ и экономического благосостояния. Но люди не спешат верить этим обещаниям. Отчасти потому, что еще свежа память о 1990-х, а отчасти потому, что в обещаниях мало конкретики и много нереалистичных при нынешнем состоянии экономики посулов.

Для того чтобы завоевать доверие большинства, достаточное для проведения масштабных преобразований, людям должны быть предложены не обещания прекрасной жизни в далеком будущем, а гарантии, работающие прямо сейчас. Как ни странно, такие гарантии существуют и могут быть предоставлены правительством переходного периода населению в обмен на долгосрочную поддержку его реформаторского курса. Это возвращение народу того, что было отобрано у него в 1990-е, а именно — права на природную ренту и справедливое распределение собственности.

Природная рента является основным источником богатства России — как частного, так и публичного. Сегодня природной рентой формально распоряжается государство, а фактически — мафиозное сообщество, подменившее собой государство. Все высказываемые идеи, касающиеся судьбы природной ренты, сводятся к одному: сила, которая придет на смену путинскому режиму, сделает так, чтобы распределение природной ренты стало более справедливым, чем сегодня. То есть народу будет доставаться больше, чем сейчас. Поскольку народ в России привык относиться к любой государственности с глубоким недоверием, то в эти радужные перспективы он не верит.

Но возможен совсем другой подход, который вообще исключает государство как распределителя природной ренты среди населения. В последние годы мы все узнали, что в России есть две нерешаемые проблемы — пенсии и справедливое распределение прибыли от продажи природных ресурсов. Так почему бы не решить одну проблему при помощи другой: направить поступления от продажи энергоносителей, которые и так фиксируются отдельно от других статей дохода, на индивидуальные накопительные счета граждан, открываемые прямо в казначействе? Средства, необходимые для выплаты достойной пенсии, и средства, поступающие в бюджет от эксплуатации природной ренты, — это приблизительно одна и та же сумма. Поэтому замкнуть их друг на друга — мера вполне логичная. Таким образом население России получит возможность непосредственно контролировать природную ренту и перестанет кормить гигантскую бюрократию вместе с прилипшей к ней мафией. Это то, что можно и нужно будет сделать немедленно после прихода к власти. То, что обеспечит коридор политических возможностей при проведении непростых преобразований. Это самое главное, но есть и еще кое-что.

По всей видимости, восстановление доверия между государством и обществом в ближайшее время невозможно на практике без устранения последствий несправедливой приватизации, проведенной в 1990-е годы. Это та родовая травма, которая препятствует проведению в жизнь любых мер экономического оздоровления: в обществе отсутствует доверие не только к государству, но и к частной собственности как таковой, которая составляет фундамент любого конституционного политического государства. В представлении большинства вся частная собственность — результат несправедливого распределения. В значительной степени это представление опирается на опыт приватизации 1990-х. Впрочем, отчасти оно отражает и сегодняшнюю реальность, так как сейчас существенной долей общественного богатства России распоряжается небольшая криминальная прослойка, подмявшая под себя государство.

Без устранения этой в чистом виде паразитической собственности никакое продвижение по пути демократических реформ невозможно сразу по двум причинам. Во-первых, эта собственность, оставаясь в руках коллективного бенефициара путинского режима, будет немедленно использована для того, чтобы блокировать любую конструктивную деятельность переходного правительства. А во-вторых, без конфискации этой собственности не удастся заслужить доверия общества, которое не поддержит никакое правительство, оставившее деньги в руках этих людей.

Поэтому второй неизбежной социальной мерой переходного правительства должна будет стать экспроприация паразитического капитала путинского клана. Изъятые у него активы должны быть переданы в управление публичных инвестиционных фондов, контролируемых парламентом. Доходы от деятельности таких фондов должны направляться на дополнительное финансирование социальных расходов населения, в первую очередь расходов на образование и здравоохранение через направление средств на индивидуальные накопительные счета, открываемые для всех граждан. Эту меру можно рассматривать как компенсационную: она станет исправлением ошибок, допущенных государством при проведении приватизации, а значит, в некотором смысле мерой по восстановлению социально-экономической справедливости.

Сегодня, когда в России фактически введено чрезвычайное положение и осуществляется режим политического террора, любое практическое сопротивление действиям властей парализовано. Опыт, однако, показывает, что бесконечно это продолжаться не может: подобные замкнутые системы в конце концов сами становятся причиной своего краха. Не будет исключением и путинский режим. И если на срок жизни этого режима