– Ну правильно, не денемся. Про деньги всегда интересно. Нопока мы с тобой о детстве говорим. О маме с папой.

– А золотой прииск?

– Да ну, фигня, получится слишком уж красиво. Прямо как уДжека Лондона. И к изначальному капиталу ни малейшего отношения не имеет.

– Тогда тем более расскажи. Это мое дело, как получится. Тырасскажи.

Перед Никитой отчетливо встало напряженное, сосредоточенноелицо. Собеседник понял, что совершил большую ошибку, обмолвившись о прииске, оночень жалел, что сорвалось с языка нечто лишнее. Вероятно, имелись у негосерьезные причины корить себя за болтливость.

Полтора месяца назад, когда велась запись, Никита еще не могсебе представить, насколько серьезны были причины.

Через час он поймал такси и отправился к Тане. У нее пробылне больше получаса, выпил чашку крепкого кофе. В аэропорт Таня отвезла его насвоем стареньком «Москвиче».

– Отель дрянной, внизу наверняка каждый вечер дискотека оретили вообще публичный дом, – сказала она, целуя его на прощание.

– Пляж далеко, море грязное, – добавил он.

– Но какая тебе разница? – она улыбнулась и быстроперекрестила его.

Ему и правда не было никакой разницы, потому что летел онвовсе не в Турцию, а в Западную Сибирь. Он не знал, правильно ли поступает,сомневался, будет ли толк от этой хлопотной дорогой поездки. Одно он зналточно: если он прав и едет не напрасно, то вряд ли вернется живым.

Выстрелы прозвучали тихо. Казалось, они должны былиразорваться громом в московской майской ночи. Но никакого грома, простонесколько сухих хлопков. А потом звон разбитого витринного стекла, визгмагазинной сигнализации и вой милицейской сирены.

Качнувшись, рухнул манекен мужского пола, лысая задумчиваякукла в спортивном костюме фирмы «Адидас». Ему прострелили гуттаперчевые ноги.

Патрульный «Мерседес» сел на хвост черному джипу. Если бы неэта патрульная машина, джип непременно притормозил бы. Не хватало контрольноговыстрела. Но милицейский «Мерседес» выскочил из-за поворота, тут же врубиласьсирена, и тормозить уже не стоило.

Джип несся по пустому Ленинградскому проспекту со скоростьюсто двадцать. Старший лейтенант вызвал по рации оперативников и «Скорую» кмагазину «Спорт».

– У нас там что? Труп? – поинтересовался младший лейтенант,сидевший за рулем.

– Не болтай. Уйдут, – рявкнул на него старший. Джипдействительно уходил. Красиво улетал, как тяжелая квадратная птица. Колеса едвакасались мокрого асфальта трассы. У метро «Сокол» перед постом ГАИ он с визгомсвернул в переулок. Там был сложный перекресток. Дорога расходилась сразу в тристороны. Когда через полминуты милицейский «Мерседес» свернул следом, переулокбыл пуст.

– Черный джип без номерных знаков, – сообщил в переговорноеустройство старший лейтенант, – в салоне трое…

Через пять минут возле разбитой витрины спортивного магазинаостановились две машины. Врач и фельдшер выскочили из микрика «Скорой»,оперативники из своего микрика. Все устремились к человеку, неподвижно лежащемуна асфальте. Он был засыпан битым стеклом. Врач присел на корточки и тут жеподнялся, оглядел присутствующих и с усмешкой спросил:

– А где труп-то, ребята? Трупа нет никакого. На асфальтележал манекен мужского пола в спортивном костюме, выпавший из разбитой витрины.

«Скорая» умчалась. Оперативники, осматривая местопроисшествия, обнаружили четыре стреляные гильзы от автомата импортногопроизводства, свежий окурок сигареты «Честерфилд» и ничего больше, кромеобычного уличного сора под грудой битого стекла.

* * *

Телефон надрывался уже минут пять. Вероника Сергеевнапротянула руку, нащупала на тумбочке у кровати тренькающий сотовый аппарат.

– Вы знаете, который час? Половина пятого утра. Он спит. Японимаю, что из Москвы… – Она хотела нажать кнопку отбоя, но муж вскочил какошпаренный, выхватил у нее телефон, бросился вон из комнаты, в темнотешарахнулся лбом о притолоку.

– Ч-черт… Да. Я. В чем дело?

Ника тяжело вздохнула, отвернулась к стене и тихопроворчала:

– Совсем с ума сошли. Не могут до утра подождать. Изсоседней комнаты несся хриплый баритон ее мужа. Он не кричал, старался говоритьтише, но по интонации, по легкой одышке она сразу почувствовала, как сильно оннервничает.

– Что-о? Придурки… Пусть домой к нему дуют. Машину сменить.Быстро… Твои трудности… Нет… Проблема должна быть решена до инаугурации… Какхочешь… Все. – Он нажал кнопку отбоя.

Ника села на кровати и зажгла маленькое бра.

– Гришенька, что случилось?

– Все нормально, Ника. Спи, – сказал он, появившись напороге спальни. Она заметила, что лицо его стало красным, влажным от пота. Налбу преступила резкая лиловая вмятина. Завтра будет здоровенная шишка.

– Подожди, надо лед приложить. – Ника встала, накинулахалат, отправилась на кухню.

– Ника, не надо, иди спать, – тусклым, безразличным голосомпроизнес Гриша и, тяжело ступая, поплелся за ней, – лед не поможет.

– Гришаня, ну что с тобой? Что за дурацкие ночные звонки?Почему ты так занервничал? К кому надо «дуть домой», сменив машину?

– Ника, это совершенно неинтересно.

– В Москве без пятнадцати четыре утра. Мне просто жалкочеловека, к которому твои ночные хамы сейчас дуют домой, – она улыбнулась ипожала плечами, – прямо какие-то бандитские страсти.

Он стоял совсем близко. Глаза у него были красные,воспаленные. Зрачки быстро-быстро двигались, бегали туда-сюда. Она взяла владони его лицо, ласково провела пальцами по небритой влажной щеке, осторожноприкоснулась губами к ушибленному месту.

– Больно?

– Что? – переспросил он, словно опомнившись. – А, да,немного.

– Тоже мне, господин губернатор, хозяин края с шишкой налбу. – Она открыла морозилку, выбила из ячейки кубик льда. – У тебя завтра сутра австралийские фермеры, днем митинг на комбинате, вечером американскийсенатор прилетает. И все будут с интересом рассматривать твою шишку, наверняканайдется репортеришко, который снимет крупным планом, а потом выйдет заметка,что губернатору Синедольского края кто-то здорово дал по лбу.

– Плевать. Ты мне гримом замажешь.

– Попробую, – кивнула Ника, оборачивая кубик льда носовымплатком. – Гришань, можно, я не поеду встречать сенатора? Как его зовут? Доули?Даунли?