— Ну и что? — даже глазом не сморгнула Анисья. — Порчунавела на ветер, да! Взяла горсть пыли, бросила вслед ему по ветру, сказала:«Ослепи, невзгода, моего супостата, вороные, голубые, карие, белые, красныеочи! Раздуй его утробу толще угольной ямы, высуши его тело тоньше луговойтравы, умори его скорее змеи медяницы!» И все. Как сказано было крепко — таконо и вышло по-моему! Скрутила муженька хвороба лютая — и загнулся он водночасье!

— Что ж, и на меня порчу наведешь, ежели тебя бить стану? —усмехнулся Марко, и Анисья в ответ закатилась смехом: еще всем на Москве былапамятна потешная и печальная история о том, как бьют русских жен иноземныемужья! Героем ее, кстати сказать, тоже был итальянец, женившийся на русской иживший с нею несколько лет мирно и согласно, никогда не бивши и не бранивши.Однажды она спросила его: «За что ты меня не любишь?» — «Я люблю тебя», —сказал муж и поцеловал ее. «Ты ничем не доказал свою любовь!» — сказала жена.«Чем же тебе доказать?» — спросил он. Жена отвечала: «Ты меня ни разу не бил».— «Я этого не знал, — ответствовал муж, — но если побои нужны, чтобы доказатьтебе мою любовь, то за этим дело не станет». Он побил ее плетью и в самом делезаметил, что жена сделалась нежнее и услужливее. Он поколотил ее в другой разтак, что она после этого несколько дней пролежала в постели, но, впрочем, нероптала и не жаловалась. Наконец в третий раз он поколотил ее дубиною — да таксильно, что она после этого спустя несколько дней умерла. Ее родные подали намужа жалобу, но судьи, узнав все обстоятельства дела, сказали, что она самавиновата в своей смерти; муж не знал, что у русских побои значат любовь, ихотел доказать, что он любит сильнее, чем все русские: ради этой любви он нетолько бил жену, но и до смерти убил!

— Ну а чем женщина свою любовь доказывает? — спросил Марко,отсмеявшись.

— Аль не знаешь чем? — тихо спросила, блеснув в улыбкезубами, Анисья, и они снова надолго перестали разговаривать… И только потом,когда Марко, истомленный, счастливый, лежал навзничь, бормоча ставшее уже привычным:«Ох, да что же ты со мною сделала!» — Анисья пресерьезно выпалила:

— Приворожила, что ж еще!

— При-во-ро-жи-ла? — по складам повторил Марко неведомоеслово, и Анисья простодушно и бесстыдно объяснила:

— На мыло наговаривала: мол, коль скоро мыло смывается, такбы скоро и Марко, красавец да прелестник, меня полюбил. И еще на соль: мол, каклюди соли желают, так бы и он меня пожелал! И на ворот рубахи твоей шептала:мол, как ворот к телу льнет, так и Марко, душа моя, льнул бы ко мне, рабебожией Анисье!

И снова взыграли в нем силы желания, и прильнул он к своейлюбушке, как ворот к телу льнет, желая ее так же, как люди соли желают… Илюбовь, чудилось, будет длиться вечно… но скоро предстояло ему убедиться, чтонет ничего вечного под солнцем: может быть, оттого, что Анисья-то егоприворожила, а он ее — нет!

* * *

Михаила Воротников накануне своего отъезда на охотничьипромыслы заявил, что довольно сестре утомляться с безалаберной прислугою — оннамерен взять в дом ключника, да такого, чтоб всю дворню в железном кулакедержал! Выразив сие пожелание, Михаила отправился ключника нанимать — и позвалс собою Анисью да Марко, как человека вполне уже в доме своего.

Венецианец воображал, что найм сей произойдет накакой-нибудь ярмарке, в подобии торговых рядов, где простолюдины, желающиеполучить работу, будут выхвалять свои умения, как столяр, кузнец или квасниквыхваляют свои изделия. Они и пошли в торговые ряды, только не в город, а наМоскву-реку.

Был конец октября, и вода в реке по рано наступившим холодамуже замерзла, так что прямо на льду были поставлены лавки для разных товаров.Вот в этих-то лавках ежедневно, а не только по воскресным базарным дням, ипродавалось огромное количество зерна, говядины, свинины, дров, сена и всякихдругих необходимых товаров. По осени владельцы коров и свиней били их на мясо ивезли на Москву-реку на продажу. Марко с души воротило, но Михаила с Анисьеюдолго еще бродили меж рядов. Марко решил, что они ищут будущего ключника средимясников, однако вскоре все разъяснилось: его знакомцы просто-напросто ожидалиначала кулачной забавы.

Марко уже приходилось видеть, как, созываясь условнымсвистом, русские вдруг сбегаются — и без видимой причины, как бы ни с того ни ссего, вступают меж собою в рукопашный бой. Начинали они борьбу кулаками, новскоре без разбору и с великой яростью принимались бить друг друга ногами — полицу, шее, груди, животу и детородным частям. Противника силились победитькаким только можно способом, не стесняясь в средствах и силе ударов, словно быне забавлялись, а истребляли лютых врагов… Многих уносили бездыханными, аоставшиеся на поле боя являли собою как бы продолжение мясных рядов, столькотам было разбитых в кровь лиц.

Наблюдая за этой грубой забавой, Марко едва сдерживалтошноту, Михаила же с сестрою откровенно любовались зрелищем, громогласнообсуждая стати то одного, то другого бойца и споря о том, кто останетсяпобедителем. В конце концов случай рассудил брата с сестрой: ражий да рыжийбогатырь, уже одолевший всех своих супротивников, изготовился нанестигубительный удар последнему храбрецу, как вдруг тот сделал обманное движение,выставил ногу, подсек силача под коленку… ноги у того разъехались, и он грузногрянулся на обе лопатки, что означало бесспорное поражение.

Силач так и валялся, то ли не в силах осознать случившееся,то ли оглушенный падением, а зрители рукоплескали победителю, не нанесшему ниодного удара, но стяжавшему все лавры. Михаила и Анисья протолкались к немупоближе; Марко потянулся следом.

Это был румяный парень — с красивым и дерзким безбородымлицом. Хоть голые подбородки лет полсотни уже мелькали в русской толпе, с техпор как великий князь Василий Иванович, желавший понравиться своей молодой женеЕлене Глинской, ввел в обычай бритье, но Стоглав вопиял против этого, и кчеловеку безбородому многие русские имели недоверие и считали его способным надурное дело. С недоверием глядел на удальца и Марко, словно позабыв, что самотрастил маленькую курчавую бородку, обливающую челюсти, лишь для того, чтобыугодить Анисье, которая с ума сходила от удовольствия, когда любовник не толькоцеловал, но и пощекачивал ее сдобный животик. Марко словно бы сделался в одномгновение яростнейшим приверженцем старинных обычаев и не мог понять, отчего стаким беспечным восторгом пялятся русские на этого хитреца. Ведь не силой, аименно хитростью досталась ему победа!

Но Михаила уже схватил победителя за руку:

— Как имя твое, добрый молодец?

— Ванька, — ответствовал молодец. — Иван, стало быть.