– Слава богу, тетя Фикрие, пожара нет, а то уж… – начал я, но она перебила меня, закричав:

– Стой! Не вздумай приближаться! Стой там! ПОЖАРНЫЕ! ПОЖАРНЫЕ! ВЫМОЙТЕ И ЕГО!

– Обалдеть! Это меня-то? Тетя, ты же знаешь, что я это дело ненавижу! Моюсь раз в неделю по воскресеньям! А сегодня даже не воскре…

Не успел я договорить, как двое пожарных облили мне голову из шланга, вымыли волосы, потерли меня мочалкой и, завернув как есть в полотенце, вернулись к своей работе. Они намывали стены тетиного дома. Тетя меня обнюхала, проверила ногти, проверила даже мои зубы – нет ли кариеса. Убедившись, что я не опасен, пустила меня во двор. В самом доме пять женщин делали уборку. Две из них ругались, спорили, что лучше добавлять в воду для пущей чистоты – уксус или стиральный порошок.

Тетя вбивала в стену гвоздь, и я спросил у нее, где дядя:

– Он мне очень нужен.

– Не придет он больше, твой дядя. «Ты весь грязный, в масле, в ржавчине, в саже. Не хочу тебя такого видеть дома», – сказала я ему.

– Ты с ума сошла, тетя? Он же автомеханик! Конечно, он весь в масле и саже.

– Ну вот пусть и живет себе в автомобиле. Нечего портить мне тут красоту.

– Ох! А где же дети, тетя? С ними ты что сделала?

– Дети в ванной. В воде. Усадила их туда. Будут неделю отмокать, чтобы вся грязь отошла. Заодно продезинфицируются. А ВОТ КОГДА СТАНУТ ПО-НАСТОЯЩЕМУ ЧИСТЫМИ, СМОГУТ ЖИТЬ В ДОМЕ. Гигиена очень важна, дорогой мой, очень важна. А теперь ступай, а то не ровен час что-нибудь испачкаешь.

Тетя продолжила стучать молотком. Забив гвоздь, она повесила на стенку фотографию нашей прабабушки Шюкрие Гыджыр – та была по-настоящему помешана на чистоте. Подойдя к портрету, Фикрие произнесла клятву:

– Я БУДУ ТАКОЙ ЖЕ ЧИСТЮЛЕЙ, КАК ТЫ, БАБУЛЕЧКА!

Если бы выходки тети Фикрие на этом закончились, было бы хорошо. Но потом на улице она устроила источник для умывания, и всякий раз, проходя мимо ее двери, мы должны были мыть там руки. Без этого она не разрешала дотрагиваться даже до дверного колокольчика. Но, вообще говоря, вскоре необходимость дотрагиваться до ее дверного колокольчика отпала. Тетя ни за что не желала пускать нас к себе.

Но ладно бы только нас – дядя тоже не мог попасть в собственный дом. А их дети перестали выходить на улицу, чтобы не запачкаться. Так что они даже на пороге не показывались.

Лично я моюсь раз в неделю. Испокон веков так. Но эта мать намывала своих детей пять раз в день.

ОДНАЖДЫ МЫ УВИДЕЛИ, ЧТО БЕДНЯЖКИ ВИСЯТ ВО ДВОРЕ СВОЕГО ДОМА НА ВЕРЕВКАХ, ПРИЦЕПЛЕННЫЕ ПРИЩЕПКАМИ ЗА ПЛЕЧИ.

Из-за того, что тетя Фикрие сошла с ума на почве чистоты, с двоюродными братьями и сестрами мы больше не виделись.

Когда приехал Тевфик Кылыкыркярар и мы начали исследовать дома нашего городка, то собирались наведаться и к тете Фикрие. Но побывать у нее нам не удалось. Ведь тетя не была уверена в чистоте Тевфика. Правда, Тевфик и сам не мог подойти к ее дому, потому что чихал.

У ТЕВФИКА КЫЛЫКЫРКЯРАРА БЫЛА АЛЛЕРГИЯ ДВАДЦАТИ ПЯТИ ВИДОВ.

Как и я, он не переносил глютен, а еще траву, стиральный порошок, молоко, кожаную обувь, металл и многое другое.

Как только он замечал что-то подобное, тут же принимался чихать и приговаривал: «Я с ума схожу от этого всего!»

Вообще-то он от всего с ума сходил, но ладно, тоже ведь человек.

Выйдя от тети Фикрие, я снова увидел приятеля Касыма. Он бежал с какими-то бумагами в руках. Я крикнул ему вслед:

– Касым или Касым!

Он меня не услышал. Ну и пусть, у меня все равно не было на него времени. И без того забот хватало.

Вели Острый Нож

Вели Кескинбычак (фамилия его на самом деле означает «острый нож») – друг детства и армейский сослуживец моего папы. Они не разлей вода. Папа всегда говорил: «Если когда-нибудь попадешь в беду, сразу иди к дяде Вели». Раз уж мой отец уехал в горы следить за тем, как летают пчелы, я позвонил в дверь к дяде Вели. Потому что я попал в серьезную беду.

ВЕСЬ ГОРОД С УМА ПОСХОДИЛ, РАЗВЕ МОГЛА БЫТЬ У МЕНЯ БЕДА БОЛЬШЕ?

Вели Кескинбычаку мой папа был дороже всех на свете.

Зарабатывал Вели тем, что держал мясную лавку. Он разделывал и продавал барашков, коров, кур и зорко следил за своим товаром. Все жители нашего городка очень его любили.

На его улицу я выбежал с криком:

– ДЯДЬВЕЛИ-И-И-И-И, ДЯДЬВЕЛИ-И-И-И-И!

Конечно же, я хотел сказать «дядя Вели», но так уж получилось. Задыхаясь, я подлетел к его лавке и тут же столкнулся с хозяином. Он менял вывеску.

Много лет на вывеске значилось «Наш мясник», но теперь она гласила «Мой мясник».

И как это понимать?!

– Елки-палки, зачем ты вывеску сменил, дядя Вели?

– Потому что это моя лавка! И все в ней – мое! С чего вдруг она должна быть «наша»? Я ее открыл, я животных откармливаю, я мясо разделываю. Все, что делают жители городка, – это приходят и покупают! Вот посмотри, гораздо лучше стало: «Мой мясник!» О-ХО-ХО.

Так я понял, что и дядю Вели мы потеряли. Если бы все кончилось одной табличкой, еще бы ничего. Но остальные магазинчики тоже сменили вывески. Это стало модой. Куда ни глянь – всюду «МОЙ ПАРИКМАХЕР», «МОЯ КОНДИТЕРСКАЯ», «МОЯ ЛАВКА».

Цены на мясо Вели Кескинбычак поднял в десять раз. За деньги, которых раньше хватило бы на килограмм фарша, теперь можно было купить горстку со столовую ложку. Мы, конечно, начали жаловаться, но дядя Вели пресекал любое возмущение.

– Знаете, сколько месяцев мне требуется, чтобы вырастить одного барана? Сколько стогов сена съедает ягненок, прежде чем вырастет? Сколько литров молока выпивает, сколько кислорода расходует? Вы когда-нибудь об этом думали? А вот я думал и считал. Один ягненок, прежде чем станет взрослым бараном, съедает целое футбольное поле травы и каждую минуту дышит: вдох-выдох, вдох-выдох. Кроме того, кислород на планете убывает из-за того, что ягненок пасется. Ведь когда траву едят, она не может производить кислород. А вы что думали, воздух бесплатный?! БЕСПЛАТНЫЙ, ДА?!

Вели Кескинбычак ни капельки не сомневался в своей правоте. И все жители охотно ему верили. ВСЕ БЫЛИ ПРАВЫ, ВСЕ… Никто даже не задумывался о том, что другой человек может быть неправ. Так что Вели Кескинбычак решил, что с ним все согласны, и поднял цены на баранину, говядину и телятину в десять раз. Он брал с людей деньги даже за воздух, который расходовала скотина. Дяде Вели было на все наплевать. В любом случае он единственный мясник в городке, больше купить мясо не у кого.

Но когда цены в лавке «Мой мясник» взлетели до небес, люди перестали туда ходить. А Вели Кескинбычак уступать не желал. ЕМУ ХОТЕЛОСЬ ВСЕ БОЛЬШЕ И БОЛЬШЕ. Его выводило из себя, что цыплята растут слишком медленно. Лучше бы цыпленок уже через день становился молоденькой курочкой, а еще через день – взрослой курицей. И такой курицей, чтоб ее и съесть можно было, и яйца бы она продолжала нести.

Целыми днями дядя Вели пропадал на ферме. Вечно расхаживал с сантиметром и весами. С утра, в обед и по вечерам он измерял, на сколько за день выросли его куры и барашки и сколько они прибавили в весе.

ИМ НАДО БОЛЬШЕ ЕСТЬ, ИМ НАДО БОЛЬШЕ ЕСТЬ, ЕЩЕ БОЛЬШЕ ЕСТЬ И БЫСТРЕЕ РАСТИ!

А все зачем? Чтобы дядя Вели мог продать их еще дороже. Не было больше милого, доброго и приветливого Вели Кескинбычака, для которого раньше самым главным было предложить покупателям свежее и полезное мясо, который сам откармливал барашков, угощал своих кошек свежей печенью и делал огромные скидки раз в неделю, чтобы каждый житель нашего городка мог купить отборное мясо. Вместо него появился свихнувшийся от жадности человек.

Вскоре у дяди Вели не осталось ни одного покупателя. Но без мяса долго не протянешь,