концентрированный смрад. Его слышно даже в коридорах.

Выглядела бедняжка неважно. Волосы встали дыбом, их раскидало в разные стороны.

Она до сих пор вопила, а свет всё лился из её головы. Инквизитору удалось пробудить в ней сновидца. Мага, болтающегося между Равновесным Миром и Серостью, где обитают присные демоны.

Вскоре девка смолкла. Она жадно вбирала в себя воздух. Посмотрела на Альдреда.

За потоками энергии было не видать её глаз. Репрессор понимал: крестьянка ненавидит его всем своим естеством. Всего целиком и по отдельности.

Его чёрный кураторский плащ с подкладкой из тончайших металлических лесок для защиты от магии. Ангельские глаза, полные лукавства. Черты лица почти идеальной симметрии, которые поначалу показались ей прекрасными. Короткие и жёсткие, как щётка, неестественно седые волосы, торчавшие вверх. Трупную бледноту кожи.

Ненависть жгла ей кожу, не находя вменяемого выхода наружу.

Как, ну как она могла подумать, что он красив, что он ей друг?..

— Так-то лучше, — довольно отметил репрессор. — Больше болтали.

Иногда надо просто поднажать, как показывала профессиональная практика.

— Мудак! — рявкнула на него Эдени, насколько позволял сорванный голос.

На её выпад Альдред лишь усмехнулся украдкой. Снисходительно. Глядя сверху-вниз.

Его всегда забавляло, когда маги, с которыми он работал, срывались. Беспомощные существа. А ведь для кого-то подобные слова были последними: за агонией их ждала смерть от кровопотери или травматического шока.

Комиссия тихо отметила его невозмутимость, сочтя за достоинство.

Репрессор покачал головой неодобрительно, а затем сказал угрюмо:

— Вот ты и зарядилась. Делай, что говорят, и покончим с этим. У тебя еще есть шанс показать, что ты чего-то стоишь. Прислони руку к пергаменту. Создай заклинание. Какое хочешь, как хочешь. Тогда свободна. Я устал слушать твоё нытьё. И я не собираюсь целый день тут с тобой нянчиться.

— Я тебе это припомню! — прошипела ощерившаяся крестьянка.

Ещё бы девчонка имела вообще понятие, о чем толковала!

Она чувствовала себя униженной, как никогда ранее. И кем?..

Инквизиторам не понравилась откровенность Альдреда: это противоречило кодексу. Но вмешиваться не стали: гнев может помочь Эдени создать мощное заклинание. Соответственно — дорогое. Но это в лучшем случае.

На месте репрессора они и сами не стали бы церемониться, достаточно селянке было отпустить угрозу в их сторону.

— Все вы так говорите. — Альдред отмахнулся от неё, как от мухи.

Не шутил и не врал, говоря строго на опыте.

Онейромант покорилась. Кряхтя, она поползла на четвереньках к стенду. Ладонь распласталась по поверхности пергамента, плотно прилипнув к ней из-за пота.

Спустя какое-то время из уст сновидицы полились жуткие стихи, декламируемые дребезжащим голосом.

До сих пор остаётся загадкой, из каких глубин Серости берут свои заклинания такие, как Эдени. Среди всех ветвей мало какие маги вообще наговаривают на пергамент чары. Даже среди онейромантов. И далеко не всем кудесникам под силу изъять их после.

У сновидцев никогда не получается одной и той же руны. Мощь, заключённую в ней, можно использовать лишь раз. Одно хорошо — как правило, она всегда колоссальна. Ведь неспроста демоны считают онейромантов лакомым кусочком.

Лишь Свет и Тьма знают, через какие кошмары продиралась Эдени. Она без конца мешала, на первый взгляд, несовместимые стихи на языке демонов:

Яррак чоктар илым дэст цукван!

Сыктир ван шак чоджу гидар!

Малкар омнибак сэрты джасэ!

Алькаф усын илып жыртыб бан!

Это то немногое, что Альдред сумел различить. И был не уверен, что расслышал верно. Чтение продолжалось ещё с минуту, прежде чем под ладонью засиял пергамент.

Инквизитор улыбнулся: руна почти готова! Радость его быстро сменила смесь ужаса и отвращения. Он ожидал чего угодно, только не этого.

Крестьянка продолжала декламацию, как вдруг с её век сорвались кровавые слёзы. Жирные капли падали на гранитные плиты.

Медленно. Кап… Кап. Кап.

Следом потекло из ноздрей и ушей. Тонкими алыми змейками.

Чтение прерывалось кровохарканием. Но та, давясь, продолжала, будто сама не своя. Самозабвенно и даже яростнее, чем раньше.

Онейромант едва ли замечала это, войдя в изумрудный транс.

Ничего подобного Альдред раньше не видел. И не припоминал, чтоб со сновидцами приключалось кровоизлияние в мозг.

Гадая, что делать, и что будет, продолжал наблюдать. Пробовал своим умом дойти до истины. Терялся в догадках. Предполагал худшее.

Ясно одно: вмешиваться пока рано. Экзамен легко провалить. Малейший шаг в сторону чреват фиаско.

Сияние под ладонью погасло. Это могло означать только одно: заклинание готово. Эдени же, утопая в зелёном эфире, не сумела отпустить волну. Мерцая, она завопила снова. Комиссия дёрнулась от неожиданности.

Боль. Агония. Она поднималась из самого чрева, из грудной клетки, прожигая плоть насквозь. Невыносимо…

Девка свалилась под стенд и забилась в конвульсиях. В приступе пнула пустой пузырёк за пределы круга. Тот, бренча, медленно покатился к ногам латников. Но бряцанье стекла не могло подавить громкость её стенаний.

Животные крики и судороги по всему телу отозвались холодком в затылке Альдреда.

На своём недолгом веку репрессор повидал немало смертей. И к немалой доле приложил руку сам. Они давно перестали трогать его. Былое чувство ужаса вернулось к нему. Как в первый раз. Так нежданно…

По-настоящему, осмысленно, кошмарно.

Что было несвойственно Альдреду, из него наружу рвалось прозаичное человеческое сочувствие. Он сам запер его в закромах души ради своего же блага. Инквизитор округлил глаза, следя за Эдени. Для него оставалось загадкой, как человек может так кричать от боли. Совесть его молчала, было просто… не по себе.

Некоторое время Альдред стоял, как вкопанный. После — опомнился. Он собирался кинуться к чародейке, помочь ей как-нибудь. Однако ментор, с ним поравнявшись, выставила перед репрессором руку, не пуская вперёд.

Они переглянулись. Наставница покачала головой, мол, не встревай. Репрессор только дров наломает. Кто-то вроде него — так тем более.

Альдред подчинился. Он считал, та лучше знает.

Было непонятно, что вызывает страдания Эдени. Тем временем к ней возвращался контроль над собственным телом. По крайней мере, так со стороны казалось.

Её скрюченные пальцы потянулись к лицу. Она раскрыла рот — настолько широко, что при судорогах вывихнула челюсть, давя на горло костями сверху-вниз. Крики отныне звучали утробно.

Вопли доносились до живых и здравствующих с другой стороны.

Из Серости.

Словно ей не хватало воздуха, бессознательно сновидица начала царапать ногтями лоб и щёки, нанося себе новые, уже поверхностные раны. Иной раз она цепляла склеру глаз, кровя их.

В один момент спина её неестественно выгнулась. Ни за что в жизни она сама бы не сумела в здравом уме пойти на такое. Её будто выворачивало наизнанку.

Что-то потустороннее. Прямо изнутри.

Позвонки хрустнули. Мученица