Дыхание вмиг перехватывает, и я, охваченная паникой, начинаю задыхаться.

Верчусь, отчаянно брыкаясь. Но всё бесполезно.

Люциан Григгс пришёл, чтобы получить желаемое, а не чтобы проиграть.

Шею опаляет его горячее дыхание.

И до меня доносится приглушённый шёпот:

— Я знаю, что ты невинна, Леа. И даю слово, сделаю всё быстро и аккуратно. Но если выкинешь какую-нибудь глупость, обещаю, эта ночь станет для тебя адом. Просто кивни, если готова быть паинькой.

Легко ему говорить «кивни», сидя верхом на мне. Это ведь не его голова утопает сейчас в подушке. Не он лишён возможности дышать.

Однако я всё же нахожу в себе силы изобразить что-то, напоминающее кивок.

— Отлично. Сейчас я уберу руку. — Его пальцы чуть ослабляют хватку и по-хозяйски скользят по затылку массирующими движениями. — Помни, Леа, один лишний звук, и ты будешь жалеть о нём до конца жизни.

Пальцы разжимаются, освобождая волосы. И Люциан, действительно, убирает руку.

А я и рада бы закричать. Позвать на помощь. Но не могу.

Горло свело спазмом так, что едва получается дышать. Я лишь беспомощно хриплю и продолжаю лежать, прижатая к постели сидящим на мне мужчиной.

По-прежнему не решаюсь даже шелохнуться.

— Вот и умница, — одобряет мою покорность Люциан и указательными пальцами прочерчивает линии от моих плеч вниз по рукам, а затем снова вверх. — Оказывается, ты умеешь быть послушной.

Его слова вызывают во мне целую бурю негодования. Поднимаю голову с подушки и уже открываю рот, чтобы сказать, куда он может засунуть свою сомнительную похвалу.

Не успеваю.

Плечи сковывают тиски сильных пальцев. Резкий рывок отрывает от постели и впечатывает в горячее мужское тело.

Люциан обхватывает меня одной рукой под грудью и прижимает к себе, сковывая движения.

— А теперь расслабься и будь хорошей девочкой, — шепчет он на ухо, касаясь его губами.

И то ли от его хриплого шёпота, то ли от прикосновения его губ в животе становится горячо. Я стою на коленях, заключённая в его объятия, будто скованная цепями, и понимаю, что бессильна против того, что должно случиться.

Тело начинает бить мелкая дрожь.

— Не н-нужно… п-пожалуйста… — умоляю я, заикаясь.

— Я сказал, ни звука, Леа, — предупреждает Люциан и, всё ещё удерживая одной рукой, другой надавливает на спину, заставляя наклониться. — Я не хочу делать тебе больно. Но клянусь, сделаю, если будешь сопротивляться.

Снова зарываюсь головой в подушку и изо всех сил стараюсь отстраниться, отчаянно избегая неизбежное.

И я верю, что этот человек способен на всё. Обесчестить, ударить, убить…

— Нет, прошу… — чувствую, как в меня тычется то самое… То, что вот-вот должно лишить меня невинности.

Люциан с тихим сопением копошится за моей спиной и, судя по звуку, пытается справиться с молнией на штанах. А я, пользуясь тем, что он отвлёкся и осторожно освобождаю руки. Опираюсь ладонями о постель и на четвереньках пытаюсь отползти от ненавистного жениха.

Увы, попытка проваливается почти сразу.

Люциан явно не намерен отпускать. Он снова притягивает меня к себе. И жар, что ещё недавно разливался внутри, сменяется ледяной волной.

Ткань ночной сорочки ползёт вверх, задираясь до неприличного и обнажая моё тело.

Ладонь Люциана ложится на ягодицу и, лаская кожу, двигается вдоль узкой полоски трусиков.

— О, небо… — сгорая от стыда, рвано выдыхаю и облизываю пересохшие губы. — Что ты делаешь?

— У тебя красивое бельё, Леа. Жаль портить. — Вторая ладонь жениха касается другой моей ягодицы и в точности повторяет действия первой ладони. — Впредь снимай его заранее.

Пальцы сжимаются, и раздаётся треск разрываемой ткани.

Я почти сразу замираю, зажмуриваю глаза и цежу сквозь стиснутые зубы:

— Не нужно, Люциан. Я выйду… выйду за тебя, — пускаю я в ход свой единственный, последний козырь. — Я согласна на брак и подпишу всё, что скажешь. Слышишь?!

Я уже готова навсегда распрощаться со свободой, только бы не отдать Люциану то, чего он так яростно жаждет. Только не мою девственность. Только не ему! И не так!

Чёрт с ним, с этим господином Григгсом, если ему так хочется быть моим женихом. Пусть тешит себя мечтой! Пусть готовится к свадьбе. А я тем временем придумаю, как избавиться от него раз и навсегда.

Люциан перестаёт суетливо возиться у меня за спиной. И между ног трётся что-то тёплое и скользкое. Раздвигая складочки, оно пытается проникнуть в меня.

— Выйдешь, я знаю, — хрипит он надорвано. — Ты не оставила выбора мне. Теперь нет его и у тебя.

— Не-ет, о небо, помоги! — Я сжимаюсь в комок от ощущения чего-то неприятного и липкого. Чего-то чужого.

И оно пытается завладеть мной.

Кровь стучит в висках. А в голове крутится лишь одна мысль: «Не позволить. Не пустить».

Не дать ему проникнуть в меня…

Ладонь со звонким шлепком обжигает голую ягодицу, заставляя зашипеть от обиды.

— Ай! Ты сво…

И в то же мгновение, затапливая сознание болью, разрывающей на части, в меня вонзается Люциан.

— О-о, да-а! — рычит он, заполняя меня собой. Замирает на миг, прижимаясь бёдрами к моим бёдрам. — Видишь, это не так страшно, как кажется сначала!

Всхлипываю, не в силах произнести ничего связного. Но Люциан, похоже, и не нуждается в моих словах.

Он отстраняется, медленно выскальзывая из меня. И я радуюсь, что всё закончилось так быстро.

Оказывается, радуюсь слишком рано. Всё только начинается.

Люциан делает резкий выпад вперёд и с тихим ругательством врывается в меня с новой силой.

В глазах темнеет от боли.

— Мне больно, — кричу ему и, вновь оживая, пытаюсь лягнуть и вырваться. За что немедленно получаю ещё один шлепок по заднице и рычу: — Гад! Ненавижу!

Застываю неподвижно и чувствую, как начинает щипать глаза от подступающих слёз.

— Стой так и не дёргайся, — командует Люциан жёстко, с силой впивается пальцами в мои ягодицы и вновь врывается в меня, хрипя. — Не смей вертеться, или я придушу тебя!

А я и без его угроз стою, онемевшая от ужаса. Потому что просто не могу пошевелиться. Страх происходящего полностью парализует меня.

Кричать? Звать на помощь? Драться? Всё бессмысленно!

Я больше не невинна.

Для меня есть лишь одна перспектива — стать женой Люциана Григгса. Помнить его руки на своём теле и эту чёртову ночь до конца жизни. И проживать всё произошедшее снова и снова. Каждый раз, когда этот человек будет на правах мужа прикасаться ко мне.