Естественно, набиться к ней в приятели было невероятной удачей, которая сегодня улыбнулась Дью. Прошлый любовник и собутыльник Кьяры скончался от алкогольного отравления, освободив тем самым вакантное место. Изрядно напившись, Дью, не желая повторять его судьбу, решил сбавить обороты. Кьяра же останавливаться не собиралась. Обладая крепким, практически мужским телосложением, она могла влить в себя невероятное количество алкоголя. Вот и сейчас, жадно присосавшись к уже наполовину пустой бутылке, она и не заметила, как её новый приятель закрыл глаза и отошёл ко сну. Заедая выпитое наполовину сгнившим яблоком, Кьяра зорко следила за остальными обитателями подмостовых джунглей. Здесь всегда было достаточно желающих стащить часть её припасов, поэтому Кьяра позволяла себе засыпать, только когда всё оказывалось выпито и съедено. Однако сегодня сон упрямо не шёл. Опустошив последнюю бутыль до капли, она поняла, что выпивки нужно больше.

— Ты всё? — услышала она рядом тихий женский голос.

Кьяра повернула голову и вздрогнула о неожиданности. Подле неё сидела женщина, судя по лохмотьям и слипшимся волосам, явно своя, но что-то с ней было не так.

— Чего тебе? — огрызнулась Кьяра.

— Помощь твоя нужна, — не поворачивая к ней головы и глядя перед собой, ответила собеседница.

— Какая? Я за так не помогаю.

— Тут на окраине есть винный склад. Я отогнула пару гнилых досок, так чтобы можно было достать бутылки, предлагаю тебе сходить со мной и достать сколько сможем.

— А я тебе на что, раз доски ты сама отогнула? — нахмурилась Кьяра.

На что женщина безмолвно подняла перебинтованную грязными тряпками руку, а потом всё же пояснила:

— Пока доски отгибала, на гвоздь напоролась, пальцы теперь плохо слушаются, в одиночку много не унесу одной-то рукой.

Кьяра довольно усмехнулась:

— Бутылки потом как делить будем?

— Пополам.

— Показывай, куда идти.

Несмотря на то, что в ней была алкогольная доза, способная свалить с ног как минимум пятерых, женщина лихо подскочила и твёрдой походкой направилась за своей провожатой.

— Я тебя раньше под мостом не видела, — заметила Кьяра, когда они миновали городскую черту.

— Я… — замялась женщина, — недавно сюда перебралась.

— А где до этого обитала? — Кьяре явно не было никакого дела до собеседницы, ей просто хотелось языком почесать. Когда та не ответила, она нисколько не смутилась и решила сменить тему.

— Слышала, рядом с нашим мостом на той неделе проститутку замочили?

— Слышала, — подтвердила женщина.

— Наши поговаривают, что и за нас могут приняться, переходить в другое место хотят.

— Кто может? — уточнила собеседница.

— Ну, убивец этот, — пожала плечами Кьяра и тут же спросила. — Нам идти ещё долго? Темнеет уже.

— Пришли почти, а по темноте бутылки тащить только легче будет.

И действительно, через пару метров провожатая указала Кьяре на небольшой деревянный сарайчик:

— Вон там, за углом, в самом низу.

Кьяра, предвкушая винный вкус, облизнулась и, упав на колени, стала шарить по гнилым доскам. Пара из них действительно были отогнуты, но, просунув руку, она нахмурилась:

— Тут нет ничего! — стоя на четвереньках и продолжая шарить рукой внутри сарая, объявила она.

Ответом ей стала внезапная боль, пронзившая мочку уха.

— Эй! — завопила она, попытавшись высвободить руку, но лаз в досках был сделан до того неудобно, что рука от резкого движения застряла.

Кьяра не успела даже обернуться, когда вокруг её шеи обвилось что-то жёсткое и тонкое и начало затягиваться. Женщина захрипела, тщетно силясь высвободить одну руку, а другую просунуть под душивший её шнур. Ей почти удалось, когда перед глазами уже плясал рой серебристых точек. Однако шнурок не только не ослаб, а продолжал затягиваться всё сильнее, и вскоре веки Кьяры налились тяжестью, руки обмякли, а тело завалилось набок, навсегда расставаясь с душой.

Глава 5

— Пожертвование на нужды искусства? — изумился Жером, едва прожевав кусок изысканного белого мяса. Поначалу пожилой торговец смущался есть заказанные Эджером кушанья, лишь ёрзал на стуле и ковырял вилкой еду. Но пара бокалов вина легко сняли царившее за столом напряжение. Распробовав поданные закуски, Жером совсем осмелел и принялся расспрашивать молодого художника, откуда у того средства на их незаурядный обед. Эджер в свою очередь поделился своей невероятной историей.

— А не думали ли вы, мой друг, что все эти суммы идут в счёт финального гонорара за портрет? — прихлебнув еще вина уточнил жером. На что Эджер поведал о записке, обнаруженной под первым мешочком с деньгами, где те именовались не иначе как «пожертвованием» на нужды искусства. Жером, как раз приступивший к солидному куску мяса, едва не поперхнулся.

— Ну и повезло же вам, друг мой! — восклицал он, налегая на угощения.

Эджер на сей раз ел и пил более умеренно — первый шок от свалившихся на голову денег уже миновал.

— Вы правы, мой друг! — отвечал он. — Небеса послали эту женщину в мою мастерскую! Я, стыдно признаться, едва не свёл счёты с жизнью в тот день, но появилась она — и спасла меня!

Откровение Эджера не возымело на захмелевшего друга сильного эффекта. Быть может, Жером посчитал, что приятель выражался метафорически, а потому ответил только:

— Так выпьем за вашу удачу, дорогой мой Эджер!

Далее разговор за столом свернул с тем творчества на более насущные вопросы, час слился со вторым один кувшин вина сменялся другим. К моменту когда друзья собрались покидать заведение улицу по линии горизонта начал затягивать вечер. В свой магазин Жером уже возвращаться не стал. Эджер проводил окончательно захмелевшего друга до его дома, и согласился сходить в лавку и запереть ее на ночь как пологается. Оказавшись на месте он бегло осмотрев полки и удостоверившись, что за время их отсутствия ничего с магазином не произошло, вышел на улицу, где уже царили сумерки. Потянувшись было за ключом, он вскрикнул от резкой боли, пронзившей правую руку. Точно такая вспышка посетила Эджера утром, когда он писал портрет Моризы, однако на этот раз боль отступила не сразу. Какое-то время рука продолжала болеть, художник даже выронил массивный ржавый ключ из ослабевшей руки. Прислонившись здоровой ладонью к стене, он принялся хватать ртом воздух. Наконец боль окончательно отступила. «Если так будет продолжаться и дальше — придётся показаться лекарю», — подумал про себя Эджер, поднимая ключ и запирая лавку.

Утром он проснулся совершенно разбитый. Рука не болела, но какое-то неясное общее недомогание сбивало с толку и мешала трезво мыслить. Мориза пришла как обычно — ровно в одиннадцать.

Эджер едва успел привести себя в порядок к её приходу. Из-за плохого самочувствия написание портрета давалось нелегко. Однако Эджер даже не