основном женщины, мужчины же, проходя мимо, как правило, прижимали свои саквояжи и сумки к телу. На всякий случай.

Подходивший к концу год стал годом рекордов, и кроме упомянутого стоика, у моста расположились ещё две профессиональные попрошайки. У одной из них, молодой и симпатичной, была манера при приближении потенциального благодетеля поднимать голову и заглядывать прохожему в глаза. Метод работал исправно.

Семён тоже поймал этот взгляд и остановился. «Коллеги»

(конкуренты?)

встрепенулись. Заметив это, мужчина мрачно усмехнулся и вытащил из кармана пальто кошелёк. Перекладывая пару сторублёвых купюр обратно в карман, Семён удостоверился, чтобы все заметили сей манёвр.

– Раз, два, три! – Кошелёк взметнулся над головой владельца и шлёпнулся на оледеневший асфальт. Расстояние от него до любого из нетрудоустроенных психологов оказалось примерно одинаковым. Семён продолжил идти и даже не оглянулся узнать, началась ли грызня у него за спиной. Он не сомневался в этом.

Через две минуты учитель пил горячий кофе из пластикового стаканчика, стоя на берегу крошечного пруда.

Последнее кофе в жизни.

Сегодня детишки могут не бояться опоздать на урок.

***

Горький запах болезни и лекарств – вот что Семён ощутил очнувшись. Говорят, обоняние – это последнее чувство, покидающее человека в момент смерти. Тогда неудивительно, что оно же и вернулось первым. Вслед за запахом явились грязно-белый свет сверху и сбоку и шарканье шагов – то ли рядом, то ли вдалеке.

Больница.

«Не получилось».

Шаги прозвучали совсем рядом, и в поле зрения учителя

(если его ещё не уволили, конечно)

вплыла фигура медсестры в брючной

(«Какая жалость, что не в юбке!»)

форме и видавшей виды одноразовой маске. На бейджике на груди чернело имя. Семён не рассмотрел фамилию и отчество. А имя… кажется, Марина.

– С возвращением, – бросила Марина безрадостно и черканула что-то на прикрепленном к планшету листе. – Что же все без документов гробитесь?

Семён разглядывал остроносое лицо девушки и с тоской вспоминал о дюжине стареньких и не очень фильмов, отложенных для ознакомления на выходных и новогодних праздниках… которые, опять же, грозятся урезать.

– Продлевать будете? – Строгое лицо Марины выдернуло мужчину из задумчивости.

– Что?

– Поищете более уединённое место для «роскомнадзора» или попытаетесь жить дальше? В следующий раз могут уже и не откачать. – Марине не нужен был ответ, она лишь бросила семена в почву и ушла по своим делам. Пока пациенты на койках, медсёстры на ногах.

Лишившись единственного собеседника, Семён прикрыл глаза и отвернулся к стене. Его мысли походили на обрывки фильмов и вырезки из бесплатных газет, что он изредка брал в метро.

«Дилеры так жалобно зазывают и тянутся в твою сторону, что хочется дать им денег. Надеюсь, никто из чиновников не додумается это использовать».

Среди потока мыслей попадались и жизнеутверждающие: в «отложке» своего часа ждали очень недурные фильмы; на праздниках можно будет выпить и не опасаться за запах… Впрочем, встать с койки сильнее всего мотивировали переживания иного рода.

Переживания, что преодолевать трудности тяжелее всего в одиночку.

«Есть ли на школьном пожарном щите топор?»

Всё-таки неплохо бы выйти на работу, в школу. Одному умирать скучно.

Дилетант

«А вдоль дороги мёртвые с косами стоят – и тишина!»

Реальность оказалась куда прозаичнее: не стояли, а сидели, прислонившись спинами к стенам покосившихся хат; не тишина, а завывания волков вдали. Но это только пока «вдали»: акулы суши чуют кровь за километры, и им надо что-то есть. Мише не привыкать, он часто имел с этим дело. Он сам приходил в какое-нибудь Богом забытое село, чьё население чуть менее чем полностью состояло из стариков, закалывал всех чем-нибудь острым и выволакивал трупы на улицу.

«Зачем? Хм-м.… А что, “могу” и “хочу” больше не считаются за причины?»

Странно лишь то, что Миша не помнил, заходил ли он сюда на огонёк раньше. М-да. Вроде ещё не старик, а склероз уже даёт о себе знать.

«Погано, зато можно пересматривать «Сватов», и каждый раз будет как первый! Ха-ха! Э-эх…»

Почёсывая затылок, Миша пытался вспомнить, заводила ли его нелёгкая в Моржово раньше. Однако воспоминания упорно не желали выползать на свет, а затылок уже кончился. Пришлось переключиться на шею, на спину…

Хрясь! – и отсечённые фаланги пальцев плюхнулись в лужу. Миша не вскрикнул от боли. Выпустив оружие из неискалеченной руки, скиталец рухнул на колени, чтобы, подобно освобождённым от него пальцам, навеки уснуть в деревенской грязи. Из спины незадачливого убийцы торчал тесак, запачканный не только его кровью.

– Придурок ты, вот ты кто. Бежать надо было, бежать! Эх, хоть бы один подражатель с головой на плечах…

Прорыв

– Анжела, вы меня слушаете?

– Да, Михаил, я слушаю и записываю.

– Слава Богу! А то в кино показывают, что психолог только делает вид, что помогает, а на деле…

– …надеется, что пациент поможет себе сам? – Анжела посмотрела на мужчину с укором. – К сожалению, это так не работает. Выговориться необходимо для снятия стресса, но проблема от этого никуда не денется. Её надо прорабатывать.

– Ох уж эти предрассудки, да? – Михаил с улыбкой повернул голову в сторону Анжелы. – Ладно, с чего начнём?

– Попробуем нащупать истоки вашей проблемы. Какие у вас в детстве были отношения с родителями?

– Ох… Не знаю даже. Отец… Он был со мной, но вот я как будто с ним не был.

– Хм-м.

– Типа, вот он звал меня на рыбалку или, не знаю, учил складывать бумажные самолетики, а мне не хотелось. Ничего не хотелось. И, кажется, даже его самого видеть не хотелось. Эх, могу себе представить, что он чувствовал…

– Хотите сказать, он никогда не был вашим кумиром? Вашим героем?

– Да, вроде того. Но ведь должен был, верно? Кто же ещё?

– Угу. А ваша мать?

– Мать…

– Она вас любила? Какие у вас с ней отношения?

– Любила, да. То есть, разве бывает иначе? Правда, когда родилась сестра, мне всё время казалось, что… что я больше не нужен. То есть, я знал, что маленькой внимание нужнее, что родители и без того разрываются на части… Я спрашивал у мамы, не жалеет ли она, что я родился. Не жалеет ли она, что завела семью. Она отвечала, что всё в порядке, что всё так, как она хотела, но… Я не знаю. Разве она могла сказать что-то другое?

– Вам кажется, что вас недостаточно любят таким, какой вы есть?

– Да, наверное.

– У вас есть проблемы с женщинами? Ну, с женщинами как с противоположным полом?