Наконец-то на его лице появляется хоть какой-то оттенок смущения.

— Это было жестоко, — продолжаю корить я. — И к Осдару, которого мы отдаём на воспитание в чужую семью, и ко мне.

— Предположим, к Осдару это и впрямь было несправедливо, хотя ему с нами понравилось, — Элор проходит к моему столу и усаживается на край, теребит торчащие рядом перья. — Там его приняли чудесно, окружат любовью и заботой, он в полной безопасности.

Да, в полной, потому что пока никто не будет знать, что в этой семье теперь не один дракончик, а два, и тайну эту раскроют позже, и новые документы Осдара никак нельзя связать со мной и Элором. Но это не отменяет остального!

— А ты… разве такой путь ты выбрала не сама? — в голосе Элора нет обвинения или насмешки, но сама постановка вопроса…

— Но я не могу жить спокойно, пока не разберусь с Неспящими, — напоминаю я. — Мы это обсуждали. Не раз. Даже идиот должен был понять.

— Я и не говорил, что не понимаю. Просто отмечаю, что валить всю вину за твои неприятные эмоции на меня не стоит. Это твой выбор. И до сих пор ты можешь вернуть Осдара. Прямо сейчас я могу привезти его обратно.

— Ты прекрасно знаешь, что теперь это небезопасно, — почти рычу я.

— Судьбу Осдара мы начали обсуждать до того, как ты решила бросить вызов Неспящим. Ты могла выбрать строить семью со мной и Осдаром.

Мне снова тяжело вдохнуть. Хотя Элор прав. Я могла выбрать.

И не выбрала.

Не знаю, отразились ли эмоции на моём лице, но в глазах Элора мелькает что-то вроде жалости, и он отводит взгляд.

— Осдар мне понравился, я был бы рад стать его приёмным отцом, — задумчиво созерцая стену кабинета, признаётся Элор. — Мы в общем-то можем повлиять на следствие и во всеуслышание заявить, что подпись «Неспящие» лишь подделка для отвода глаз. Можем не пытаться найти связи аристократов с ними. Не усердствовать с указами против Неспящих, а уже подписанное… оставить чистой формальностью. Миссию в Киндеоне можно свалить на Ланабет. Пара слов тут, пара слов там — вполне можно показать, что Неспящих ты не любишь, но и не собираешься бегать за ними и пытаться уничтожить их сторонников здесь. В таком случае, если Неспящие окажутся в Эёране, у них не будет веских причин являться за тобой. Уничтожение потенциальных избранных — единственная серьёзная массовая операция Неспящих за последние несколько сот лет и то по сговору с культистами. У нас есть все шансы избежать их внимания, строить семью. Я готов покинуть лояльный им Новый Дрэнт в любой момент, мне это королевство не нужно. Без тебя — не нужно. У нас может быть много таких дней, как сегодня. Беззаботно радостных. Счастливых. С Осдаром. И нашими детьми.

Всё это Элор говорит задумчиво, почти тихо. Немного мечтательно. И смотрит на стену перед собой, словно на картину этого безмятежного будущего.

Кажется, ответить можно очень объёмно, с подробностями, прочитать целую лекцию, но почему-то слов и аргументов нет: не формируются в стройные, разумные предложения.

Слишком мечтательный и красивый у Элора вид?

Слишком много личного надо сказать?

Или просто понимаю, что он прав?

Выбор действительно мой.

— Так и будешь сидеть или всё же делами, наконец, займёшься? — язвительно уточняю я и смело выдерживаю странный взгляд Элора. — У нас нет времени на выходные.

Он смотрит на меня с каким-то тревожащим сожалением. Чуть подаётся вперёд, словно хочет коснуться, но я дёргаю плечом и возвращаюсь к переписыванию:

— И на твои упражнения языком времени у меня тоже нет!

Только произнеся это, задумываюсь, что Элор в отместку может сделать перерыв в этих самых упражнениях… Будет жаль, если такое случится.

Невольное сожаление прогоняю: именно этой привычки к удовольствию Элор и добивается!

* * *

Пока мы шуршим документами, мне удаётся почти не думать об Осдаре. А если мысль появляется, я стараюсь концентрироваться на доброте его новой мамы, на её желании заботится о малыше, на её любви к детям. Я выбрала самый правильный вариант: безопасный, благоприятный для Осдара. Сейчас ему больно, он поскучает, но через пару лет именно та любящая семья станет для него родной.

Это правильно.

Это самый благоразумный из возможных вариантов.

Ну что я могу дать ребёнку? Особенно лишённому материнской любви?

На несколько дней могу сделать передышку, организовать отличный выходной, поиграть, понять Осдара, но постоянно быть такой домашней я не способна. У меня не хватит сил. Я буду думать о мести, просыпаться с кошмарами, изнывать от невозможности расквитаться с убийцами. Я буду несчастна. И как всякий ребёнок Осдар это почувствует. В своей детской эгоцентричной наивности будет полагать себя причиной этого несчастья и сам страдать.

Я это знаю.

И всё равно на сердце неспокойно. Тяжело. Словно я предаю Осдара, хотя его благо при нынешнем решении просто несомненно.

Но не только размышления об Осдаре меня беспокоят.

Ожидание близости меня тревожит. Томительное, но сладкое предвкушение неторопливых ласк. Оно проскальзывает между размышлениями об Осдаре. Вклинивается в содержание бумаг. Усиленная приближением периода размножения привычка сформировалась слишком уж быстро.

А превращение в дрессированную драконессу в мои планы не входит!

Но когда документы заканчиваются, Элор не смотрит на меня многозначительным томным взором (вовсе не смотрит), не подходит, чтобы пересадить на стол (наводит порядок на своём). Не делает ни малейшего намёка на интимное продолжение рабочей ночи (подставки с перьями переставляет).

Похоже, замечание про упражнение с языком цели достигло.

И когда я, шурша подолом, прохожу мимо, он не перехватывает меня, чтобы устроить на своём столе среди многочисленных перьев, а поглаживает их. Также нежно, как прикасался ко мне.

Обиделся.

Но мне перерыв полезен.

И, стараясь не думать об этом, я отправляюсь в наши покои. Миную коридор с неподвижными стражниками.

В спальне, в ярком свете магических светильников, снимаю с себя надоевшее платье, чтобы надеть халат. Появление Элора в гостиной я определяю по цоканью ножек — его сопровождает голем-стол с сервированным ужином.

Уединение, вечер, трапеза в гостиной… Разрезая сочные, безумно ароматные куски мяса, я невольно ожидаю поползновений в мою сторону. Хоть каких-нибудь! Конечно, я могу с этим ожиданием справиться, но если оттолкнуть это назойливое томление, сразу вспоминается Осдар, и сердце сжимается: как он там сейчас? Уснул или нет? Уютно ли ему в новом доме? Понравился ли ему братишка-ровесник? По сердцу ли пришлись новые родители? Покормили ли его?

Эти мысли могут убить любой аппетит, превращают сочное мясо в безвкусную жвачку.