Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но мой отец… – Тимур заткнулся, и Тимон «услышал», как тот безжалостно материт себя за то, что чуть не проговорился.
– Твой отец давно погиб, – удивленно посмотрела на него медуница.
– Да, но… он был бы против. Он не любил всяких вот этих замен живого на искусственное. И в память о нем я не хотел…
– Если бы мы не поставили тебе это сердце, не было бы вообще никакой памяти. Ты бы умер. Ты и так умер, провел в состоянии клинической смерти больше, чем… Впрочем, все обошлось. Ты снова жив, ты в здравом уме, ты можешь не думать о своем сердце. Оно надежно настолько, что с ним тебе можно все!
Тимофей «услышал», как забегали мысли Тимура:
«Ага! Я был мертвым дольше, чем можно! Мозг не получал кислород… Вот что такое этот Тимон – последствие клинической смерти! Нужно сказать ей о голосе в моей башке!.. Нет… Шакс! Нельзя говорить! Меня исключат из училища!.. О-па… А с железякой вместо сердца не исключат?..»
Тимон был тоже обескуражен услышанным, поэтому даже не успел вмешаться во «внутренний монолог» Тимура. Тем более тот уже вновь говорил с Осенью:
– Значит, с этим сердцем нет никаких ограничений?
– Представь себе! – Улыбка желтой медуницы стала еще шире. Зубов, как показалось Тимону, было у нее штук сорок – и все сверкали идеальной белизной.
– То есть, я могу продолжить учебу в космолетном?..
Улыбку с лица Осени будто унесло ветром. Осенним.
– Видишь ли… – сказала она. – Одно небольшое ограничение у этого сердца все-таки есть. Оно не выносит сильного холода.
– В космос летают не в холодильниках!
– Да. Но сам космос… Насколько мне известно, температура там близка к абсолютному нулю.
– Я же не собираюсь гулять по космосу без скафандра! – нервно рассмеялся Тимур. – А если вдруг соберусь, меня никакое сердце не спасет.
– Решение в любом случае принимаю не я, – с новой, уже не столь широкой улыбкой развела руками медуница. – Но данные об операции в училище видели. И… минутку… Можешь подключить ид-чип.
Осень махнула рукой на одну из полупрозрачных стен, а Тимур сделал какое-то мысленное усилие – Тимофей не смог уловить его суть, – и на стене проступили символы, напоминающие иконки компьютерного рабочего стола. Затем стали очень быстро мелькать подобия окон операционной системы, пока не осталось одно, увеличившееся на полстены. Там, помимо незнакомых Тимону символов и неких таблиц имелся и небольшой по объему текст. Глазами тоже управлял Тимур, так что Тимофей успел выхватить лишь пару фраз. Но и этого было достаточно, чтобы все понять: «…по медицинским показаниям… исключить из списка курсантов…».
«Шакс!» – подумал Тимур.
«Звездец!» – согласился Тимон.
Сердце у них хоть и было теперь искусственным, по-прежнему оставалось больным.
Проблема с исключением из училища вылилась сразу в несколько новых, главными из которых были деньги и жилье. Космолетное училище было, выражаясь знакомыми Тимону понятиями, не коммерческим, во время учебы там курсантам платили что-то вроде стипендии, вдобавок их обеспечивали бесплатным жильем, обмундированием, питанием… Официально это называлось «материальным содержанием», сокращенно «ма-со», но курсанты, конечно же, преобразовали название в «мясо». Так вот, «мяса» Тимур, разумеется, тоже лишался. Правда, лечение ему оплатили и даже оставили на довольствии еще на неделю после выписки – для полного восстановления и поисков новых источников к существованию. Тимон был приятно удивлен такому благородству. А вот Тимур, для которого такие порядки были привычными, мысленно негодовал и ругался так долго, что это в конце концов достало Тимофея:
«Нас вылечили, не выставляют сразу на улицу, а ты материшься!»
«Нет никаких "нас"! – последовал возмущенный ответ. – Ты просто галик в моей башке из-за того, что я был дохлым дольше, чем можно, понял? Так что заткнись, пока я не позвал психомеда!»
«Он тоже станет лечить тебя бесплатно?»
«Станет, куда денется! Это ведь тоже из-за прыжка, а прыжок – из-за учебы, а не по моей прихоти».
«Знаешь, что меня удивляет? – спросил Тимон, и тот вопрос на самом деле возник у него не впервые, так что для Тимура он точно не стал неожиданностью. – Что эти ваши… медуны с медуницами не докопались, что сердце у тебя изначально было больное. А по всем данным – вроде как ништяк».
«Я сам не пойму. Это просто везуха, узнали бы – сразу пинка под зад безо всякого "мяса", а за операцию долг бы неслабый повесили… Шакс! Ты опять?! Не понял?! Зову психомеда!»
«Зови. Псих-то уж точно копать начнет и до всего докопается. Ты говоришь, что долг повесят и пинка под зад? А уголовной ответственности за подделку документов… ну, за левый чип, у вас не предусмотрено?»
«Шакс-шакс-шакс!..»
«Вот-вот. Так что давай-ка жить дружно».
«Заглохни! Не хочу я с тобой жить – ни дружно, ни как-то еще!» – задергался Тимур, причем реально, физически, так что подергаться пришлось и Тимону. И он не выдержал:
«Ты думаешь, мне хочется?! Да мне в сто раз хуже, чем тебе! Ты у себя дома, в своем времени, а я – не пойми где, мне такое и не снилось! Может, это мой предсмертный бред! Думаешь, не страшно?! И ты, долбаный нытик, в своем теле, а я и пальцем шевельнуть не могу! Мне выть от всего этого хочется, но даже это у меня не выходит!» – И он на самом деле зарыдал, но мысленно, опять же мысленно – иного ему было не дано.
Хотя… Тимофей ощутил, как по щеке скатилась слеза. И почти сразу же – по другой. Тимур, разумеется, это тоже почувствовал.
– Что это?.. – хрипло спросил он. Вслух спросил, настолько был поражен.
«Теперь ты… понял?.. – от неожиданности прервал рыдание Тимон. – Теперь веришь, что я не галик?»
«Это еще ничего не значит, – уже мысленно буркнул Тимур, но непреклонной уверенности у него больше не чувствовалось. – Из-за галиков тоже всякое бывает. Психомед бы… Э!.. Ладно…»
Было решено заключить временное перемирие. Договорились, что Тимон не будет сознательно выводить из себя Тимура и вообще специально нарываться, Тимур же больше не станет на него орать, называть бредом и