ветер, дувший в другую сторону, не доносил до нас запаха гари от корабельных палуб, пожираемых огнем, — он перекинулся из фонарной кладовой, где было полно соломы и промасленной ветоши. Мы не задыхались от вони пробковой трухи, исходившей от гнилых спасательных кругов. Но мы видели яркие световые вспышки — иногда по две за раз, иногда больше.

Некоторые пассажиры прыгали в воду. Некоторых скидывали за борт. Некоторые переваливались через леера.

Падали.

Вращались в полете.

И исчезали в темной бурлящей воде.

В то утро 1904 года я крепко вцепилась в папину загрубевшую руку своей, ошпаренной, и не отпускала.

«Генерал Слокам» в отчаянии повернул к острову Норт-Бразер, неся на верную смерть тысячу с лишним женщин и детей.

Но вчера мне некого было взять за руку.

Я провела большим пальцем по месту, где под варежкой был бледный шрам от ожога, и вернулась в комнату.

Решившись выбраться на пожарную лестницу, я надеялась найти счастливые воспоминания, которые можно увезти с собой в новый дом. А нашла горящий пароход.

Глава 3

Уже почти стемнело. Пошел дождь. Паром замедляет ход и причаливает к пристани Норт-Бразер. Из-за поднявшихся волн, которые раскачивают судно, портовым рабочим сложно подвести к нему трап и приняться за разгрузку. В последнюю секунду я вцепляюсь в маму и, повиснув на ее руке, начинаю умолять:

— Пожалуйста, пожалуйста, давай останемся на пароме! Пока шторм не пройдет.

Со вздохом она отмахивается от меня и раскрывает зонт. Затем берет два наших маленьких чемодана и уходит без меня к шаткому трапу. Когда же я наконец собираюсь с духом и иду за мамой, паром дает три пронзительных гудка, отчего я едва не выпрыгиваю из пальто. После этого меня всю колотит, и служащий парома — тот, в подозрительных ботинках, — переносит меня через трап на руках. Дальше я иду с ним по длинному деревянному пирсу, о который с обеих сторон ударяются волны. Ледяной дождь усиливается. Мама ждет меня на берегу, и я скорее спешу к ней.

— Это главный корпус больницы? — Ей приходится почти кричать, чтобы служащий ее услышал. Она показывает на продолговатое кирпичное здание слева. Оно двухэтажное, с пятью толстыми каминными трубами и десятками темных окон.

Хотя наше путешествие не было долгим, у меня подкашиваются и дрожат ноги, когда я стою на твердой земле. И поскольку я сосредоточена на этом, поначалу не замечаю, что служащий парома остался на пирсе — и не сходит на берег.

— Да. Чумной барак, — говорит он, кивая, и у меня замирает сердце. Мама хмурится, и он быстро добавляет: — Тут больные черной оспой.

Паром снова дает три душераздирающих гудка, из этого здания выходят две медсестры в белых халатах и высоких резиновых галошах и бегут к пристани. Встревоженно поглядывая на женщин, служащий парома приподнимает мокрую фуражку, прощаясь с нами, а затем направляется к рабочим помогать с оставшимся грузом. Пронизывающий ветер продувает меня насквозь, и я жмусь поближе к маме под зонт. Подол моего платья промок и липнет к ногам.

— Алвин обещал нас встретить, — говорит мама, с трудом удерживая на голове шляпку. — Уверена, экипаж приедет с минуты на минуту.

Конечно же, она права. Как всегда. Сквозь пелену дождя вдали вырисовываются очертания движущейся кареты. Но чем ближе она подъезжает, тем необычнее выглядит. Странный цвет. И размер маловат. И лошадей не видать.

И это вообще не карета. Это автомобиль.

Черно-красный кузов и дверцы. Золоченые детали. Белые шины. Два мягких сиденья, обитых черной кожей. Сзади закрытый салон с маленькими окошками. Автомобиль останавливается перед нами, я хлопаю глазами. Мама от удивления застыла как истукан. Из автомобиля выходит шофер и быстро шагает к нам, раскрывая добротный зонт с загнутой крючком серебристой рукояткой.

— Простите за задержку, миссис Блэкрик, — говорит он, а с его подкрученных усов капает вода. Я впервые слышу, как маму называют ее новой фамилией, и, не сдержавшись, насупливаюсь. Шофер улыбается. — А ты, должно быть, Эсси!

Взяв наши чемоданы и уложив их в глубокую нишу сзади автомобиля, он открывает маленькую дверцу и жестом приглашает нас залезть внутрь.

— Доктор Блэкрик передает свои извинения, — продолжает шофер, помогая маме устроиться. — Он собирался сам вас встретить, но его вызвали в больницу к кому-то из пациентов. Я как раз его отвозил. Ну и погодка разыгралась, да?

Он протягивает мне руку, помогая забраться в салон автомобиля, и я замечаю его взгляд: он смотрит на пирс, на котором стоят полицейские, ехавшие с нами на пароме. Но обдумать это наблюдение как следует я не успеваю: внутри салона меня оглушает рев мотора.

Я готовлюсь испугаться. Автомобиль очень громкий: в нем что-то рычит, щелкает и жужжит, пока он стоит на месте. Я слышала немало жутких историй о таких вот штуковинах: они едут, потом врезаются во что-нибудь на полном ходу, переворачиваются вверх тормашками, а пассажиры внутри погибают. Сколько еще потрясений меня ждет? Впервые в жизни плыть на пароме и ехать в автомобиле, и всё это за один день!

Я готовлюсь испугаться, но вскоре мне не до страхов и переживаний — автомобиль меня завораживает. Я глажу онемевшими пальцами глянцевитые пружинистые сиденья и разглядываю переднюю часть салона. Руль прикреплен к длинной палке, внизу под ним — три ножных педали, слева — рукоятка ручного тормоза. Справа расположена круглая стеклянная панель с цифрами. Когда шофер закрывает нашу дверцу и садится на переднее сиденье, я откидываюсь на спинку, и мама щиплет меня за руку.

— Разве не здорово?

Я едва не киваю в ответ и тут же зарываюсь лицом в воротник пальто, чтобы скрыть оплошность.

Ехать до нашего нового дома недалеко, шофер всю дорогу беседует с нами через разделяющую нас стеклянную перегородку. Его зовут Фрэнк, и он смотритель поместья, а по совместительству шофер и еще кто угодно — на усмотрение доктора Блэкрика. Фрэнк говорит, что провел на острове шесть лет, как и его хозяин, — они вместе перебрались на Норт-Бразер. До того как доктор Блэкрик заступил на должность заведующего больницей Риверсайда, Фрэнк работал на него на Манхэттене.

— Всегда он был славным малым, — говорит нам Фрэнк, перекрикивая шум двигателя. — Честный человек. Хорошо ко мне относится.

Шофер продолжает болтать, а я прижимаюсь носом к окошку и слушаю рокот мотора и перестукивание. Смотрю на расплывчатое красное кирпичное здание, мимо которого едет автомобиль. Дождь все еще льет, но туман постепенно рассеивается, и становится видна громадная труба, из которой валят клубы жирного черного дыма.

Когда автомобиль въезжает на круговую