Барнет сбросил простыню и вскочил с кровати. Утро начиналось — хуже некуда. Неужели и день будет таким же?

Господи, что же это такое?!

Шерил не верила своим глазам.

По всему полу раскиданы катушки ниток, конечно, размотанные чуть ли не до конца. Многокрасочная шерстяная основа задуманного ею гобелена сорвана с рамы и тоже брошена на пол. Бисер, стеклярус, разнообразные заготовки будущих изделий — один из источников ее и Уолли благополучия — валялись вперемешку с кусками материи. А в середине этого хаоса, опутанный цветной паутиной, сидел новорожденный, ее четырехлетний сын Уолли.

Чтобы не закричать, Шерил зажала рот рукой.

— Уолли Отис Люмет, — начала она, стараясь обуздать гнев, — что ты здесь делаешь?

Малыш взглянул на нее огромными голубыми, как у отца, глазами и спокойно объяснил:

— Играю.

— Играешь? А где дядя Джейсон? Я просила его не спускать с тебя глаз.

Уолли пальчиком указал в сторону гостиной, откуда доносились звуки трансляции футбольного матча. По-видимому, телевизор был включен на полную громкость, потому что за перипетиями игры можно было следить и в этой комнате.

Шерил вздохнула.

За последние десять дней ее обычно надежный брат совершенно изменился. Обескураженный свалившимися на него неприятностями, он замкнулся в себе и ни с кем не хотел говорить о том нелепом, с точки зрения Шерил, происшествии, из-за которого его отстранили от работы. Она ума не могла приложить, что делать, как ему помочь. Даже Уолли не мог вывести дядю из мрачного, угнетенного состояния, в котором тот находился.

— Ты ведь знаешь, что одному, без взрослых, тебе нельзя сюда входить, — строго сказала она сыну.

— Прости меня, мамочка. — Должно быть, только теперь Уолли осознал свою вину, потому что в глазах, которые он поднял на мать, стояли слезы, а губы подрагивали.

Весь гнев Шерил мгновенно испарился. Как она может сердиться на ребенка в такой день? В конце концов, сегодня у него праздник.

Она протянула к сыну руки.

— Иди ко мне, мой хороший.

Малыш не торопясь выбрался из многоцветного кокона и медленно пошел к матери, не глядя на нее, останавливаясь и царапая носками ковер. У Шерил перехватило дыхание — ни дать ни взять Отис. Тот тоже с трудом шел на примирение, даже если был виноват.

Но когда Уолли подошел к ней, она выбросила из головы все воспоминания, встала на колени, чтобы их глаза были на одном уровне, и взяла мальчика за руку.

— Уолли, в этой комнате мама работает. Я не хочу, чтобы ты здесь играл. Понятно?

Малыш кивнул, все еще не решаясь поднять на нее взгляд. Глядя на разоренную мастерскую. Шерил вздохнула.

— Обними меня, милый. Я уверена, ты захочешь мне помочь. Нужно тут прибраться…

Уолли просиял. Он обвил ручонками шею матери и обнял изо всех сил. Безмерно усталая, Шерил все-таки улыбнулась и подумала: до чего же хорошо после сумасшедшего дня, какой выдался сегодня, прижаться к теплому любящему существу!

— Эй, а как же я? Может, и меня кто-нибудь обнимет? — прозвучал знакомый низкий голос.

Они оба вздрогнули от неожиданности. Шерил обернулась. В дверях стоял Барнет, задумчиво и ласково глядя на обнимающуюся пару.

— Дядя Барнет!

Моментально забыв о матери, Уолли бросился к Барнету, который подхватил малыша на руки и крепко прижал к себе. Шерил, не отрываясь, следила за ними, и, как весна, в душе ее радость боролась с чувством вины.

Благодаря Барнету и Джейсону оставшийся без отца Уолли не был обделен мужским влиянием. Это ее радовало. Но, в то же время, щедрая помощь Барнета стоила Шерил многих душевных терзаний — она не имела на нее никакого права. Конечно, Отис и Барнет были друзьями, но нельзя же всю жизнь выплачивать «долг дружбы»?

— Ну, где мой подарок?! — потребовал Уолли. Барнет подмигнул крестнику.

— В столовой, вместе с другими подарками. Уолли мгновенно выбрался из объятий и со скоростью ракеты устремился к желанной цели. Шерил покачала головой.

— На самом деле он не такой материалист, каким может показаться.

— Конечно, нет, — с улыбкой подтвердил Барнет. — Он же малыш, ты не забыла?

Их взгляды встретились, и сердце Шерил сбилось со своего нормального ритма. Казалось, Барнет занимал собой все небольшое пространство, отделявшее их друг от друга. Высокий, худощавый, загорелый от постоянного пребывания на свежем воздухе, он мог бы служить живой рекламой собственной продукции, наглядным воплощением тех целей, которым служила его фирма. Сильный и здоровый, он излучал доброжелательность и энергию, которой у нее не было.

— Я не слышала, как ты вошел, — пробормотала Шерил, отводя взгляд.

— Мне открыл Джейсон.

— Неужели? Кто бы мог подумать, что мой брат способен открыть дверь? Уследить за собственным племянником он явно не в силах, — проворчала Шерил, оглядывая учиненный сыном беспорядок.

Барнет подошел ближе и, оглядев через ее плечо место недавнего развлечения малыша, присвистнул. Шерил почувствовала на затылке его дыхание, и это ее взволновало.

— И все это дело рук Уолли?

— Его. — Подтвердила она и, вздохнув, добавила: — Считается, что он был под присмотром Джейсона.

Барнет колебался. Затем, кивнув в сторону гостиной, где все еще ревел телевизор, спросил:

— Как он?

— Угрюмый, злой, раздражительный… Клянусь, не будь он моим братом, я бы его на порог не пустила — пусть бы сначала пришел в себя. — Однако, тут же почувствовав вину за свою черствость, Шерил сочла нужным пояснить: — Весь инцидент яйца выеденного не стоит. Не могу поверить, что Джейсона подвергли такому унижению только за то, что он выписал какой-то дурацкий штраф…

Барнет едва заметно улыбнулся.

— Ну, мне кажется, там было и еще кое-что. Например, письмо в местную газету. То самое, в котором он вопрошал, чем должен руководствоваться полицейский, выписывая штрафы, — личными пристрастиями или законом.

Шерил бросилась на защиту брата:

— Наш отец был полицейским. К тому же, можешь мне поверить, хорошим полицейским. Он учил нас: если ты нарушил закон — плати. Все просто. Мне наплевать, кого остановил мой брат, кто почувствовал себя оскорбленным, будь то даже… кто он там?

— Родной брат мэра…

— А Джейсон — мой брат. И под угрозой работа, которой он посвятил жизнь. Он похудел и совершенно подавлен. Мне кажется, он плохо спит.

Барнет нахмурился.

— Может, ему лучше на какое-то время уехать? Пусть все уляжется, да и он немного встряхнется и успокоится. У моих родителей на побережье есть пляжный домик. Если он захочет — добро пожаловать в Псрлкост.