Она прекрасно понимала, что ничего у меня со Славой и Пашей выйти не могло, потому что эти люди издевались надо мной больше всех. И Даша мной пользовалась. Каждый раз она просила у меня ручку, но так и не возвращала ее обратно. Если я отказывалась дать списать домашнее задание, поделиться карандашами или помочь еще с чем-то, она делала удивленное лицо и говорила: «Ай-ай-ай! Марина, ты же моя лучшая подруга, мы так не договаривались!» Но когда я у нее что-то просила, она говорила «потом» или «подумаю», и ее взгляд всегда был хитрым.

Помню, был случай, когда я оставила дома краски для урока рисования, так как не предполагала, что они потребуются для новой темы. Я попросила у Даши сесть рядом с ней и воспользоваться ее красками, но с ней обычно сидела Ксюша. Ксюша ухмыльнулась и дерзко произнесла: «Она тебе не даст! И я тебе тоже никогда ничего не дам!» А Даша подошла ко мне, ласково взяла меня за руку и успокаивающе произнесла: «Мариночка, ты не расстраивайся, но я сижу с Ксюшей. Мы с ней договорились заранее. Если бы ты мне сказала пораньше, я бы села с тобой, но извини, место занято!» С Дашей я сидела редко. Обычно она садилась с Ксюшей или со Славой и, находясь рядом с ними, говорила им гадости про меня.

Вечером мы пошли всей семьей в супермаркет. Я, отец и бабушка. Сделать это было не так-то просто, ведь мы жили в десяти километрах от ближайшего поселка. Автомобиля у нас не было, так что мы постоянно просили соседей, чтобы те нас довезли, а обратно добирались как придется. Иногда ловили проезжающие мимо машины, иногда доезжали с пересадкой на автобусах. Прямого маршрута тогда не было, денег на такси тоже. Дядя Саша изредка давал папе свою машину. Говорили, что и у нас раньше была машина, но ее продали, когда умерла мама.

В нашем деревянном доме постоянно жил кто-то посторонний. На кухне ночевал папа, в комнате ютились мы с бабушкой, еще одну комнату мы сдавали. Обычно приходили папины друзья и устраивали пьянки, но папа сам их выгонял и говорил, что они ему никакие не друзья. Потом у нас жила женщина, которая делала прически, и к нам в дом рванула толпа. Казалось, все жители окрестных деревень направились в нашу сторону, чтобы подстричься у этой замечательной женщины. Мне было очень неуютно, фактически никакого личного пространства не было.

Тем вечером я слышала только шум фена и металлический лязг ножниц. Раньше это мешало мне делать уроки, но с того знаменательного дня я была поглощена музыкой. Я больше не спорила с отцом, не просила отдать эту комнату мне, не жаловалась преподавателям на неспокойную жизнь. Моя настоящая жизнь расцветала в моих фантазиях. Каждый раз по телу пробегала легкая дрожь, когда я проходила мимо кабинета музыки. При виде Максима Александровича я вздрагивала и реагировала очень рьяно, словно собака, которая не видела своего хозяина неделю. Одно только его «Здравствуй!» могло привести меня в восторг. Я оставалась с ним на переменах и после уроков, мы, как и прежде, пили чай. Это стало нашей традицией, он в шутку называл наши встречи творческим объединением.

– Что мне сказать бабушке и папе, если они спросят, где я?

– Скажи, что ты вступила в творческое объединение музыкантов и учишься правильно писать и воспринимать музыку, – посоветовал учитель.

Я и правда научилась основам игры на гитаре и на фортепиано, узнала больше о музыкантах прошлого, стала различать музыкальные стили и направления. Мы даже собрали небольшую группу людей, которая согласилась совместно создавать песни и выпускать их под моим именем. После этого школа еще больше наполнилась слухами обо мне, но, несмотря на это, она мне полюбилась.

Когда Максим Александрович уезжал, я безумно скучала и творила жуткие вещи. Однажды я отправилась в учительскую узнать, куда он пропал. Завуч ответила, что Максим Александрович на обучении – защищает научную работу. И добавила: «Тебе он зачем? Что-то передать?» Мои руки похолодели, я встала как вкопанная, промолвив: «Мне нужно исправить отметку по музыке». Завуч достала классный журнал, открыла страницу с нужным предметом и нашла мою фамилию.

– Хм, нет у тебя никаких пропусков, с успеваемостью все в порядке. Пятерки одни. Тут и исправлять нечего! – завуч пожала плечами.

– Ко всем предметам так бы ответственно относилась, как к музыке, – из кабинета раздался голос учителя русского языка и литературы.

– Да-да, – кивнула я. Дескать, о литературе я тоже позабочусь.

– Что-то еще хотела? – поторопила меня завуч.

– Нет, все хорошо. Наверное, я его с кем-то перепутала.

– Кого? – удивилась завуч. – Тебя опять обидел кто-то?

– Ну, Максима Александровича, это он меня всегда обижает! Ой! То есть нет… – Я поняла, что пришла пора прекратить этот диалог, пока из меня не посыпались никчемные оправдания. – Ну, ладно, неважно. Извините. До свидания, мне надо на урок.

Педагогические работники закрыли дверь. Из-за двери послышалось: «Странная она какая-то, эта Егорова. Давно пора пригласить отца на собрание, но он все равно не соизволит прийти».

Все началось с этого дня, и, наверное, я сама неожиданно для себя дала повод для слухов. Мы ехали в одной машине с Дашей и ее отцом. За окном шел дождь, и отец монотонно мотал головой и повторял: «Девочки, какие ваши годы! Все будет хорошо». Я хотела прогулять занятие, но сделать это было никак нельзя: бабушка ужесточила натиск и задавала все больше ненужных вопросов. Неделя прошла скучно, меня чуть было не одолели простуда и осенняя хандра.

Когда Максим Александрович вернулся из поездки, я отправилась в музыкальный клуб, но это не принесло мне такого удовольствия, как раньше. Я отказалась от чая и вместо впечатлений о музыке рассказала преподавателю о своих проблемах. Он выслушал меня, успокоил и предложил подвезти на своей машине до дома. Мы катались по окрестностям, шел дождь, и серые капли скатывались по лобовому стеклу.

– Какая тебе разница, что подумают о тебе другие? Я, например, нестандартный преподаватель. Школа просит соблюдать стандарты, а я написал свою методику. Отчитываюсь перед коллегами так, как они хотят, а то, что происходит на занятиях, это мое дело. Так вот, твоя жизнь – это твое дело! Не надо жить по шаблонам!

– Подождите, а как же отец, бабушка? Я ведь должна радовать их, – возразила я.

– Опять ты за свое. С чего ты взяла, что должна их радовать? Прежде всего радуй себя.

Мы оба замолчали. Как радовать себя, подумала я, если все способствует обратному. Погода на улице, обстановка дома, в школе. Вот занятия музыкой делают меня счастливой, а когда я прихожу домой, мое счастье улетучивается, как пыль, которую смахнули тряпкой. Я хотела бы спросить у Максима Александровича, почему так происходит, но он неожиданно прервал тишину.

– Можно, я задам тебе вопрос некстати?

– Ну, задавайте, – ответила я.

– Ты сама себя ласкаешь?

– Что? – удивилась я и в смущении отвернула взгляд.

– Мастурбируешь? Только честно, – не унимался преподаватель.

Его вопрос застал меня врасплох. Я покраснела и молча кивнула. Разволновавшись, я не смогла выдавить из себя ни слова.