Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потому что у меня полно других, куда более важных дел, – встаю и, подтянув джинсы, застегиваю ремень.
– Понятно, – девица выводит длинным ногтем невидимый узор на диване, явно о чем-то размышляя. – А может, тогда в воскресенье увидимся? – вскидывает на меня глаза. – Я могу…
– Слушай, Кать, – обрубаю, не дослушав. – Я же сказал, что занят.
– Я Карина, – пищит еле слышно.
А у самой подбородок дрожит. Да и глаза влажно поблескивают.
Ну приехали, блин. Детский сад, штаны на лямках. И почему у женщин после секса всегда слезы? Это какая-то традиция? Ну, вроде елки на Новый год. Или они просто все сговорились?
– Да, прости, перепутал, – извиняюсь, хотя, признаться честно, особой вины не чувствую. – Но ответ все тот же.
Секунду-другую она держится. Шмыгает носом, глядя куда-то в сторону. Мнет на груди расстегнутую блузку. А потом вдруг как-то резко обмякает, испускает протяжный вздох и… Плотину прорывает. Из зажмуренных глаз брызгают слезы, а мордашка, которая еще мгновенье назад казалась мне довольно симпатичной, багровеет и становится откровенно некрасивой.
– Ты просто меня использовал! – кричит со звенящей обидой.
Проклятье! Мне этот ниагарский водопад вообще сейчас не в тему! Я устал и хочу жрать. А эта… как там ее… Карина мне все планы рушит. И нервы треплет. Терпеть не могу слезливые бабские спектакли. Это так… Дешево, что ли.
– Слушай, мы оба друг друга использовали. И общая цель, как мне кажется, достигнута, – наклоняюсь, пытаясь выцепить свой телефон, который оказался аккурат под ее задницей.
– Что ты делаешь?! – с громким визгом шлепает меня по руке. – Не смей меня лапать, козел!
Прямо оскорбленная невинность, чтоб ее.
– Да твою ж мать, – закатываю глаза, мысленно перебирая весь свой богатый запас матерных слов. – Я тебя не лапаю. Я просто хочу забрать свой мобильник. Ты на нем сидишь.
– Ах так! – взвивается пуще прежнего. – Да подавись свой железякой!
Хватает несчастный гаджет и, размахнувшись, швыряет его что есть мочи.
Ба-бах! Прямо в стену.
Ну зашибись, че. Еще и без связи остался.
– Поздравляю, – выдаю мрачно. – Полагаю, теперь ты отмщена.
Не то чтобы мне сильно жаль айфон последней модели, но все же неприятно терпеть столь неожиданные убытки. Баба совсем без башки попалась. И где я таких истеричек откапываю? Пожалуй, нужно пересмотреть критерии поиска.
– Сволочь! Мудак! Свинья! – летит мне вслед, но я никак не реагирую.
Во-первых, все это я уже слышал. Абсолютно никаких новых эпитетов. Все одна и та же старая, давно заезженная пластинка. Во-вторых, я реально подустал от высосанной из пальца драмы и хочу расслабиться. Программа минимум на вечер уже выполнена. Осталось только съесть хороший стейк и запить его американским бурбоном.
Возвращаюсь в випку к своим пацанам, которые с момента моего ухода заметно набрались. Кто-то ведет пьяные задушевные разговоры, кто-то молча дремлет с кальянной трубкой меж зубов, ну а кто-то и вовсе спустился на танцпол, решив попытать счастья среди веселящихся клубных девиц.
Однако пьянее всех, несомненно, балабол Веник. Залез на стол и что-то самозабвенно декламирует, путаясь не только в словах, но и в собственных конечностях.
Чтоб вы понимали, алкоголь и Веник никогда не были ни друзьями, ни даже приятелями. Чувство меры другу неведомо, а чудачества под напором градуса становятся совсем уж безбашенными. Помнится, пару лет назад, уже будучи здоровенным лбом, он решил лизнуть замерзшие качели. Зимой. Думаю, рассказывать, чем все закончилось, не нужно. Если вкратце – было много криков, мата и запоздалых сожалений на протрезвевшую от боли голову.
– О, Тимка! – вопит Веник, заметив меня. – Где ты был?
Спотыкаясь об собственные ноги, он спрыгивает со стола и виснет у меня на плече.
– Где был, там меня уже нет, – отзываюсь беззлобно. – Эй, слюнями-то на меня не капай!
– Да ладно, не будь снобом, – хмурится приятель. – Давай-ка лучше еще по рюмочке!
– Хватит с тебя уже рюмочек, – сажаю его в мягкий пуф и, чтобы отвлечь, вручаю джйостик от игровой приставки. – На вот, порубись пока. Глядишь, протрезвеешь немного.
Отвязавшись от Веника, вызываю официанта и заказываю Стриплойн средней прожарки. Подливаю себе в стакан виски и плюхаюсь на диван рядом с зависающим в телефоне Раном.
– Ну как с девочкой? – не отрываясь от экрана, спрашивает он. – Выгорело?
– Выгорело, но с другой.
– Чего так? – хмыкает. – Жестковата оказалась телочка? Не по зубам?
– По зубам получишь ты, если будешь много говорить, – осаждаю. – А баба просто дурная. С тараканами.
– Вот уж не подумал бы, что Алаев испугается безобидных насекомых, – ржет этот осел.
– Ран, – повторяю предостерегающе. – Угомонись.
– Да ладно, брат, чего какой серьезный, – откидывается на спинку дивана. – Чилим же. Расслабляемся.
Ага, как же, расслабишься тут. Стоит мне вспомнить эту ненормальную Леру-холеру, которая меня чуть импотентом не сделала, как желваки невольно напрягаются и начинают ходить ходуном. Какая же все-таки наглая и спесивая баба! На ее фоне даже разбивающая телефоны Карина кажется не такой уж психопаткой...
Ай, ладно, к черту эту лягушку пучеглазую. Еще думать о ней не хватало. Дуры они и в Африке дуры. Ничего с ними не поделаешь.
Тимур
– Где тебя, гаденыш этакий, носит?! – вопит отец в трубку, когда я звоню ему, засунув симку в новый, только-только купленный телефон. – Я до тебя все утро дозвониться не могу! Опять бухал всю ночь?! Признавайся!
Я прямо вижу, как старик, гневно распаляясь, брызжет слюной и наливается краской. Эта картинка была у меня перед глазами сотни раз. Поэтому я могу представить ее на удивление живо.
– Ну, бухал, и что? – отвечаю с вызовом.
На самом деле пил я мало, а в отель вернулся уже окончательно протрезвевшим. Но бате об этом знать необязательно. Он всегда думает обо мне хуже, чем я есть на самом деле. Так пусть и этот случай не станет исключением. Тем более, что мне нравится его злить. Я, словно энергетический вампир, подпитываюсь отцовским негативом. Жру его и становлюсь веселее.
– И ничего! – рявкает он. – О вреде чрезмерного употребления алкоголя я с тобой позже поговорю. А сейчас руки в ноги – и бегом домой!
– И с чего это я вдруг понадобился счастливому молодожену? – ерничаю.
– Совесть имей, паршивец! – цедит отец, понижая голос. – Уже который день черт знает где шляешься! На свадьбу не пришел, так хоть дома появись. По-человечески познакомься с новой семьей.