– Да? А лицензия у вас есть?

Ну точно, под меня копает…

– Насколько мне известно, Статья пятьдесят шестая Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан определяет, что право на занятие частной медицинской практикой имеют лица, получившие диплом о высшем или среднем медицинском образовании. Я закончила четыре курса медицинского, то есть, получила среднее медицинское образование, и имею право на работу фельдшером, что, собственно говоря, и исполняю. А сбор и продажа лекарственных трав даже и не является частной практикой. Это индивидуальное предпринимательство, а в таковом качестве я зарегистрирована.

«Съел?» – злобно подумала я, глядя, как на лице следователя проступает отвращение пополам с уважением.

– Хорошо, Анастасия Александровна, я понял, вы ко всему готовы. Может, у вас и кассовый аппарат есть?

– Есть. Хотите посмотреть?

– Нет, бог с ним. Давайте вернёмся к лодке и лодочнику. Значит, вы дважды добирались на тот берег паромом. Так?

– Так. Туда и обратно.

– А на машине не проще было? Я знаю, что у вас она есть.

– Пётр Григорьевич, вы шутите? Паром идёт от берега до берега десять минут. До моста здесь… Ну, или тридцать семь километров до Ростиславля, или почти пятьдесят до Осетровска. Вы что предпочли бы?

– Понятно. А зачем, если не секрет, вам понадобилось на правый берег?

– В церковь сходить, на исповедь.

Да, память Агнии Николаевны подсказала, что мне, травнице, надо проявлять религиозное рвение куда сильнее, чем какой-нибудь бабке Марьяне. И в самом деле, я дважды была на исповеди, и молилась, всё как положено.

– А что, на этой стороне церкви нет? – продолжал допрос следователь.

Я глубоко вздохнула и долго выдыхала. Хотелось взять каменную ступку и тяпнуть этого красавчика по его высокому лбу. Или в лоб.

– Пётр Григорьевич, вы меня всё-таки заставили встать! Идёмте!

– Куда?

– Идём-идём. Вы глазами посмотрите, – я рывком распахнула дверь дома и пошла к калитке. – Вы же из Ростиславля?

– Да, в вашем Кириллове держать убойный отдел не нужно, здесь такие страсти кипят редко.

– Слава богу, – буркнула я, остывая.

– Слава богу, – согласился следователь.

Мы остановились на так называемой набережной, а вообще-то дороге – грунтовке, честно говоря. Это сейчас, к началу мая, она подсохла, а месяц назад представляла собою топь непролазную, без резиновых сапог из дому выходить было нельзя. Счастье, что я себе купила-таки «Ниву», до работы, в магазин или ещё за чем-нибудь только на ней и добиралась…

– Итак, Пётр Григорьевич, посмотрите направо, против течения Волги, – на всякий случай я показала рукой, куда именно смотреть; следователь послушно туда повернулся. – Вот это называется Волжская набережная. За спиной у нас Большой овраг, а если мы пойдём по этой, с позволения сказать, набережной, то упрёмся в овраг Малый. Он такой же длинный, почти два километра, но чуть поуже. Пока всё понятно в смысле топографии местности?

– Пока да, – хмыкнул Егоров.

– Если во-он там, – я снова ткнула пальцем, – перед Малым оврагом, мы повернём налево, к реке, и спустимся вниз, то выйдем к Казанско-Преображенской церкви. Восемнадцатый век, не хвост собачий, памятник федерального значения. Считается действующей, только священник в ней был за два месяца один раз, и то – только в летнем храме. А у меня дежурства, сутки через трое, и мне ловить его недосуг.

– Понятно.

– Теперь давайте поглядим в другую сторону, – и я развернулась на сто восемьдесят градусов, вынуждая следователя повторить этот маневр. – Если мы с вами повернём за угол и пойдём вдоль Большого оврага – эта тропочка, между прочим, называется Первая Овражная улица, такая вот неожиданность – то метров через шестьсот – семьсот дойдём до мостика. Красивый мостик, каменный. Арочный, как в Италии. Пересечём по нему овраг, ещё метров пятьсот пройдём – и будет нам с вами Крестовоздвиженский собор. Замечательный собор – семнадцатый век, первое в городе каменное сооружение. Построен на месте старых городских валов, фрески – умереть какие. Посмотреть на фрески можно хоть сейчас, а службы за всё время, что я здесь, не проводили ни разу.

– Я понял, понял, – замахал руками Егоров. – Конечно, вам проще туда…

И он кивнул в сторону противоположного берега Волги.

– Проще, – согласилась я. – Ладно, считайте, я вам экскурсию провела. Вернёмся в дом, что-то ветерок холодный подул.

На кухне следователь сел дописывать свои бумажки, а я поставила на плиту чайник. Потом посмотрела на замученное лицо мужчины, мысленно плюнула на принципы и полезла в холодильник. Холодная отварная говядина, хрен, маринованный огурчик, домашний хлеб, большая чашка чая…

Как, оказывается, немного человеку нужно для счастья!

Пока Пётр Григорьевич ел, я пила потихоньку чай и рассуждала вслух:

– Вообще говоря, покойный Бухвостов, он же Санька-лодочник, самый неподходящий для убийства человек.

– Почему? – сквозь бутерброд спросил следователь.

– Потому что на первый взгляд, убивать его не за что. Я ж говорила, он не пил, не курил, не шлялся, не давал денег в долг и вроде бы ни с кем из остальных лодочников не приятельствовал.

– А откуда вы знаете, если знакомы с ним не были?

– У меня соседи есть, – хмыкнула я. – Вон, через дом от меня по Первой Овражной бабка Марьяна живёт, так она может про остальных рассказывать с рассвета до заката без перерыва на обед. Надо только уметь отделять её выдумки от правды.

– А вы умеете?

– Ну, процентов на семьдесят, – самокритично признала я. – Но на Саньку она мне жаловалась регулярно, поскольку он отказывался ей делать пенсионерскую скидку на проезд, то есть, проплыв на его лодочке. А уж от жадности до других его недостатков было рукой подать. И вы ж понимаете, она такая не одна. У нас тут жизнь деревенская, хотя и числимся городом. Но не об этом речь, просто никого не убивают из-за сорока рублей, или сколько он там брал за перевоз. Значит, или Бухвостов ввязался во что-то незаконное… И это вы легко вычислите, кстати, у нас не «коза ностра», люди всё незамысловатые. Или…

Тут я задумалась.

– Или? – поторопил меня гость.

– Он мог что-то услышать, – сказала я медленно. – Над водой звук разносится о-го-го как, особенно утром и вечером. А Бухвостов нередко работал в такое время, когда уже и паромная переправа закрыта, и другие лодочники разошлись.

– Очень интересная идея, – серьёзно поговорил следователь. – Очень. Как бы ещё узнать, что и от кого он мог услышать?

Егоров доел последний огурчик и поднялся.

– Спасибо вам, Анастасия Александровна. Ещё раз прошу прощения за то, что так вас донимал. Честно говоря, просто стало любопытно, зачем к нам прилетела такая столичная птица.