«Бабетта идет на войну». Так, «бабетту» в больших-то городах все молодые женщины носят, это вот в Озерске только косятся да всякие слова нехорошие говорят.

А Лидии Борисовне… Лиде… хоть бы что! Да и «бабетта» — это же не «колдунья», когда волосы распущены по плечам, без всякого к общественной нравственности уважения. Опять же, по фильму «Колдунья» — его в ДК недавно показывали — с Мариной Влади. Показывать-то показывали, а с такой прической не то что в школу не пустили бы, а и запросто могли бы привод в милицию оформить! Как за мелкое хулиганство. Стиляг же таскали…

Красивая Лидия Борисовна, уверенная в себе, ничего не скажешь! Волосы осветленные; большущие, серые, с подведенными стрелками глаза. Вся из себя стройная, ноги — ух… и грудь… ничего так себе грудь, парни вслед оборачивались… и не только парни, но и взрослые женатые мужики. Мужики оборачивались, тетки — плевались. Обещали на директора школы общественную кляузу написать.

Красивая… И велосипед у нее шикарный, дамский, так весь и сияет, не то что «колхозный» Максов «Урал», бог весть из каких деталей собранный.

— Еще раз извини — экскьюзе муа.

Лидия Борисовна поправила привязанный к багажнику небольшой саквояж.

— Спасибо, что помочь согласились, — поблагодарил Макс. — Мерси боку.

— Пустое, — учительница обворожительно улыбнулась. — Ну, Максим, где заниматься будем? Предлагаю на озеро. На дальнее. Там такой тихий пляж…

Юноша молча кивнул — согласился. Еще бы! Усевшись в седло, Лидия Борисовна закрутила педали. Максим выждал минуты три — для конспирации — и неспешно поехал следом. Чтобы не вместе. А то потом слухи пойдут — городок-то маленький.

Проехав мимо двухэтажной деревянной библиотеки, велосипедисты один за другим свернули по улице вниз, к бане, и, проехав краем ближнего — Среднего — озера, покатили по деревянным мосткам, ведущим к кустовой больнице. За больницей, на пологом холме, уже начиналась деревня, а сразу за ней синело озеро.

За деревней Максим наконец догнал свою спутницу. Дальше поехали рядом, а потом и вообще пошли пешком, зашагали по узенькой тропке. Вдалеке на склоне холма копошился колхозный трактор — что-то там боронил, поднимая тучи желтоватой пыли.

— К дальнему пляжу поедем? — обернулся шагавший впереди Максим.

Учительница пожала плечами:

— Наверное… Там ведь пусто сейчас.

— Ну да. Рабочий день, да и малышня вся в школе.

Спустившись с холма, тропинка нырнула в заросли орешника, затем пересекла луг, золотисто-желтый от лютиков и купавниц. И вот он — пляж! Узкая полоска песка, кусты, травища… И — пусто. Совсем никого.

— Ну, вот здесь.

Лидия Борисовна положила велосипед в тенечек, достала из саквояжа покрывало и… фотоаппарат «Зоркий» в коричневом кожаном футляре. Очень даже неплохой фотоаппарат, с автоспуском и объективом «Индустар» — Максим во всем этом разбирался.

— Ну что… Для начала повторим грамматику, а потом — диалоги.

Сняв сандалии, учительница уселась на покрывало и, вытянув босые ноги, принялась что-то быстро говорить по-французски. Максим понимал через слово. В пятом классе у них недолго был немецкий, с седьмого до девятого — французский, а потом вообще никакого иностранного языка не было — некому было вести.

Потом говорили о Ленинграде. Тоже по-французски. Не о Москве, как в учебнике, а именно о Ленинграде. Москву Лидия Борисовна не любила, а в Ленинград ездила часто, обожала этот город, так и говорила:

— Ж’адор!

Восхищалась Кировским театром, театром имени Пушкина, музкомедии… Вспоминала многие постановки — «Лебединое озеро», «Аиду», «Жизель»… Честно сказать, Максим во всем этом не разбирался, никаких театров в Озерске не было, в Тянске, правда, был, но и тот — народный.

— А что ты не загораешь? — Лидия Борисовна склонила голову набок. — Стесняешься?

— Да нет. Часы у вас… у тебя красивые.

— Еще бы! «Заря»! Золотые, между прочим.

Не особо-то Макс и стеснялся. Подумаешь, вместо плавок — черные семейные трусы! Не у всех эти самые плавки имелись… как и школьная форма. Провинция — это вам не Москва и не Ленинград, трудно живет народ, бедновато. Во многих семьях отцы с войны не пришли, а те, что пришли, частенько пили…

Он все же разделся. Тела своего он тем более не стеснялся — все же спортсмен-разрядник, значкист ГТО!

Лидия Борисовна повернулась спиною:

— Расстегни…

Сзади — пуговицы на платье, маленькие такие, пластмассовые.

— Будешь меня фотографировать! А сейчас я тебя на память щелкну.

— Да не надо меня…

— Ага, есть! Теперь закрой глаза. Ну закрой же!

— Закрыл.

— Все… Можешь открыть.

— Ой!

Вот это действительно было — ой! И даже — ой-ой-ой! Не испытывая никакого стеснения, юная красотка-учительница предстала перед учеником… хм… не то чтобы совсем голой, но около того. Узкие — желтые в красный горошек — плавки, такой же узенький лиф. Это называлось «бикини», но такого слова Максим тогда еще не знал.

— Это такой купальник. Как у Бриджит Бардо! Нравится?

— Д-да…

— Ну, бери же фотоаппарат! Я буду позировать. Да, и перестань мне «выкать». Договорились же, когда мы одни — просто Лида. Ву компрене?

— Уи.

Лидия Борисовна — точнее, уже просто Лида — зашла по колено в воду, поморщилась…

— У-у! Холодновато. Хотя… А давай окунемся?

— Давай-те… давай!

Положив фотоаппарат на покрывало, Максим вбежал в воду, подняв тучу брызг.

— Нет, нет, не брызгайся! Ай! — громко засмеялась Лида.

— Ну! — Макс, вынырнув, обернулся: — Ныряй же, ныряй!

— Ага, «ныряй»! У меня вся прическа погибнет.

Девушка осторожно зашла в воду по пояс, наклонилась и поплыла.

— Уф-ф! Пойдем скорее греться.

Они улеглись рядом на покрывале. А дальше все случилось словно само собой — то, что, наверное, и должно было случиться.

— Хочу ровный загар. Расстегни мне, ну вот так… так… Иди сюда…

Поцелуй… поцелуи — сначала робкие, потом — все горячее… Правда, до большего дело не дошло, постеснялись, что ли…

— Лида, ты… ты такая… — молодой человек не смог подобрать нужных слов и снова поцеловал девушку в губы.

— Ты тоже хороший, Макс. Нравится Ив Монтан? А Пари… или «Опавшие листья»?

— Я как-то пластинку слушал. Сестра у подружки проигрыватель брала. Та просила починить — я починил.

— А у вас радиолы нет?

— Нет. Приемник только. Мать одна, отец от ран умер, еще в пятьдесят восьмом.

— Извини… Нет, ты хороший, Максим. И славно, что вот так… чинить можешь.

— У нас в Доме пионеров когда-то радиокружок был. Я ходил.

— Здо́рово! А ты знаешь, я шить могу. Вот платье это, купальник… Подружка как-то журнал дала. Я как увидела фотку Бриджит в таком вот купальнике, так и… вот, сшила. Правда красиво?

— Очень! Только ты