приободрился и приготовился слушать. — Комендант опасается, что открыть дверь за приемлемое время не удастся, и предлагает другое решение…

Охранник замолк и беспомощно обернулся на напарника. Тот развел руками.

— Какое решение?! — нетерпеливо взвизгнул старик. — Говори уже, идиот!

— Но без вашего одобрения Комендант не решится действовать.

— Все что угодно, если это вытащит меня отсюда!

— Он предлагает взорвать Мавзолей…

— Как это?! Он с ума сошел?! Тут же я! Пусть разберут стену, если не могут дверь взломать.

— Это ничего не даст. Стальная тут не только дверь. Во время последней реставрации тут установили новую систему безопасности, в том числе герметичную конструкцию из бронебойной стали. После того как сработала защита, нас всех заблокировало внутри этой коробки. Но комендант хочет пробить одну из ее стен целенаправленным взрывом или просто артиллерией. Он уверен на сто процентов, что если ударить прямой наводкой, то стену удастся пробить. Саркофаг при этом выдержит, даже если его завалит. А потом, когда они доберутся сюда, то со стеклом уже справятся легко — спецы наготове… Вот только…

— На сто процентов? — голос из-за стекла прозвучал недоверчиво, но в его тоне промелькнула и надежда. — Откуда у него такая уверенность?

— Он подтвердил этот вывод у трех независимых специалистов, вот только… Проблема в том, что в этом случае выживете только вы, — наконец решился он.

— Но я-то точно выживу?

— Да, — кивнул охранник. — Только вы и выживите.

— Отлично! Пусть приступают скорее, а то я уже чувствую, что начинаю задыхаться.

— Но специалисты говорят, что воздуха хватит еще минимум часа на четыре… — пробормотал охранник, явно потрясенный тем, с какой легкостью и без малейших колебаний было принято решение.

— Мне лучше знать, я-то тут, внутри! Передай: я приказываю коменданту как можно скорее привести его план в исполнение.

— Но ведь п-погибнут не только они… — охранник, от волнения вновь начавший заикаться, обвел жестом притихших людей.

— Ну да, их и так пришлось бы ликвидировать, — согласно кивнул старик.

— …но и мы с Тэ-толиком!

Человек в саркофаге наконец сообразил, что именно заботило его охранника. Он помедлил немного и начал мягко:

— Сергей, ведь ты понимаешь, что без меня вся наша страна погибнет в пучине междоусобной войны. Помнишь, войска под Москвой, когда этот жалкий повар решил прогнуть меня? Вот все это будет снова, но в сто раз хуже, в тысячу! Как во времена Смуты: поляки — в Кремле, берлинский пациент — в Тушино, семибанкирщина — в Москва-сити! Сергей, ты же давал присягу! Ты знаешь свой долг, а у меня есть свой. Давай исполним его вместе: ты спасешь меня, а я спасу страну, в том числе и твою жену… Катю, верно?

— Юлю…

— Ну да, Юлю, прости. И обоих деток.

— У меня тэ-только одна дочка…

— Вот! Спасешь и Юлю, и дочку от ужаса грядущей Смуты… Будешь героем!

— Да я их и так спасу, даже лучше, если жив останусь, — задумчиво произнес ФСОшник, голос его стал твердым, заикание вновь пропало.

— Не глупи, Сергей! Ведь это может тебе боком выйти! — угрожающе произнес старик.

— Может и выйти, а может и нет!

С этими словами Сергей отошел в угол, подальше от саркофага и решительно поднес руку к уху: «Егоров! Начальник категорически запретил!». При этих словах в саркофаге завопили, но стекло эффективно глушило крик. «Вот так, запретил!.. Говорит, что опасается за жизни гражданских…Ну, естественно, не всерьез, что ты тупишь?! Когда он о них думал-то? Просто не верит, что саркофаг выдержит… Нет, запретил ка-те-го-ри-чес-ки, я же сказал! Никакой, говорит, самодеятельности. Я, говорит, буду дышать пореже, а вы взламывайте двери!.. Вот так! Отбой!»

— Мятеж! Предательство! Заговор! — вопил старик из-за стекла. — Только дайте выбраться отсюда, уж я вам отплачу. И жену, и дочку! Всех! Всех, до третьего колена истреблю!

Сергей пожал плечами и кинул взгляд на Толика. Тот в ответ поднял большие пальцы вверх на обеих руках.

— А с нами что, сынок? — спросил бородатый пожилой священник, у которого из-под зимней куртки выглядывала темная ряса.

— А что с вами? Вы свободны! Можете стоять, ходить, лежать… Мне все равно!

Все облегченно загалдели, кроме старушки, уже пришедшей в себя:

— Я все равно буду жаловаться! Вы меня избили! Это превышение! Если надо, я до президента дойду!!! — на этих словах она осеклась и опасливо посмотрела на саркофаг, кажется впервые осознав, что в ее стройной картине мира намечается изрядная трещина.

— Да, пожалуйста, — устало произнес ФСОшник Сергей. — Тут как раз метра четыре идти…

Александр ожидал взрыва возмущения. Все-таки глава государства цинично дал понять оказавшимся вместе с ним в ловушке людям, что их жизни ничего не стоят, и он с легкостью готов пожертвовать ими. Но те предпочли не заметить этого факта, а лишь обрадовались, что теперь они могут свободно бродить по небольшому залу. «Удивительный менталитет, — подумал физик. — Может правы эмигранты, и нас уже не исправить?».

Президент и двое его взбунтовавшихся охранников продолжали существовать словно бы в каком-то пузыре. Только женщина, оставившая дома ребенка, спросила у ФСОшников, не осталось ли у них при себе мобильных телефонов, и не могут ли они передать весточку соседке, но, получив отрицательный ответ, отстала от них. Даже дети, которых учительница вместе с бизнесменом в шубе, заняла игрой в слова, делали вид, что саркофага не существует. За полчаса подойти к нему решились лишь бабка, чтобы нажаловаться-таки на ударившего ее охранника, да какой-то трясущийся колдырь с пожеланиями здоровья и восхищенными междометиями, перемежаемыми матюгами, в адрес гениальной линии внешней политики первого лица и проклятиями в адрес Америки. Но они не удостоились ни звука в ответ. Старик в саркофаге просто лежал и делал вид, что не видит и не слышит их. Может думал о судьбах родины, а может экономил воздух.

— Мы, кстати, в любом случае трупы, уж поверьте «эшнику»…

Неприметный гражданин в мешковатой серой куртке и темной вязаной шапочке подсел к Александру и его новому товарищу.

Пашок неприязненно отодвинулся от него:

— Поверить «эшнику»? За кого ты нас принимаешь?

Тот пожал плечами:

— За тех немногих тут, кто может меня понять. Меня, кстати, Коля зовут, — «эшник» протянул руку, но пожал ее один Александр.

— Врешь, как обычно… — процедил Пашок.

— Могу паспорт показать, — оскорбился тот, но показывать паспорт не стал, а продолжил мысль: — Я что хочу сказать, что мы же тут все обречены: я, вы, да и бойцы из ФСО. Они поняли, что к чему, потому и залупились. Не важно, выживет он, — кивнул он в центр зала, — или нет.

— Кретин я, конечно, столько людей