Он сам детдомовский. Психологический профиль не соответствует. Но, думаю, если лакуны заполнить грамотно поданной легендой, то сработает.

— Он разменная монета. Не сможет этот, будут другие. Остальные готовы?

— С энтузиазмом. Даже здесь студии организовать желают.

— Пока никакого бесконтрольного использования. Только экспорт. Ты даже не представляешь, какого рода эта валюта, какое богатство рядом. Что за это можно купить. Никакие деньги, да что деньги — резанная бумага, никакое золото и алмазы рядом не поставишь. И все это у кого? У стада. Замкнулись в стойле. Граница на замке. Но история изменилась. И нам назначено быть на острие атаки. Как всегда. Дикого рынка допускать нельзя. Все будет цивилизованно.

— Когда разгул свободы, за всеми уследить сложно.

— Это ненадолго. Один период. Двадцать лет максимум. А потом все в новом формате, с новыми наработками, технологиями. И тогда уже все сделаем правильно.

— Все идет по плану?

— Конечно. Мы должны быть счастливы, что нам доверили выполнить хоть маленький пунктик. И не забывай — любой план, любое дело питается энергией. Это я про твои дела.

— Я все делаю. Одного ритуала достаточно?

— Сам чувствовать должен. Чем грандиознее замысел, тем больше сил привлекают. Вот, Горбачев ездил в Китай. Достигнуты очень интересные договоренности. Но это надо закрепить. Тем более, сейчас еще и съезд идет.

— Тут нужна грандиозная акция.

— Конечно. Не мы, к сожалению, готовим энергетическое обеспечение этих процессов, но информацией владеем. Скоро сам увидишь, что будет. Интересно, чем Китай ответит?

* * *

Договорились погулять с Настей. Бредем по верхней набережной. На Волге ветер разгоняет жару. Вижу, что она хочет спросить, но не знает, с чего начать.

— Ты слышала про аварию?

— Я не смотрю телик. Так, краем уха. Про Китай слыхала. Там подавили на площади танками кучу народа. Вроде, четвертого июня.

— Так это тоже четвертого. Два поезда сгорело. Какой-то газ взорвался. И как раз поезда проходили, причем, два сразу. И именно в этой точке встретились, где газ прорвало. И как раз в это мгновение взрыв. Минутой раньше, минутой позже, и разъехались бы. А тут такое совпадение. Говорят, человек восемьсот сгорело заживо. Ужас!

— Нет, про такие подробности не знаю. Про аварию с жертвами что-то говорили и все. Голоса вражеские слушаешь?

— Вот как так бывает? Люди на море ехали. Да само не может быть, — возмущается Настя.

— У нас все может. Крайних найдут. Кто-нибудь когда-нибудь был рядом, ремонтировал газопровод. Просто мимо проходил, за трубу запнулся пять лет назад. Это не существенно. Посадят работяг, и то ненадолго, если невиновны. И все стихнет.

— Даже этим тебя не проймешь! У тебя явная депрессия. Мне можешь рассказать, что случилось? — Пристает она, — ты сама не своя который день. С Олегом поругалась?

— Не ругалась. Как-то само все получается.

— Ух-ты! Вы расстались? Ты с ума сошла!

— Еще не расстались. Но у меня плохие предчувствия.

— Машка, только не обижайся, ты — полная дура. Чего тебе не хватает? Таких мужиков надо держать с одно место и тащить в ЗАГС, пока не поздно. И сразу ребенка родить или двух, чтоб никуда не делся. Не поздно еще?

— Не поздно. Только не нужно.

— Ну, хватит дурить. Еще один непонятый художник. Без комсомольских трудностей не можешь? Мирись быстрей, да роди уже наследника. Никуда не денется. Будешь писать свои шедевры в большой квартире. Его папаша поможет пристроить на выставку. Получишь заказы денежные.

— Заказы, это хорошо. — Я гляжу медленно идущую баржу и маленькие домики на том берегу.

— Вот мой Сеня в колхозе с председателем поговорил, нашел шабашку. Несколько стендов оформить надо. Работы на неделю, а платят двести. Скоро поедем.

— Молодцы.

— А знаешь, что? Это потому, что ты косметикой не пользуешься. И, вообще, от моды отстала. Видишь, как сейчас ходят?

— Что ты предлагаешь?

— Давай тебя накрасим. Твой приедет, обалдеет.

— Если я накрашусь, то точно обалдеет. И уедет. Потому что это уже буду не я.

— Да ничего ты в мужиках не понимаешь. Им яркое надо, интересное. На такое клюют.

— Суперсигналы называется.

— Чего?

— Это когда усиливают определенные черты или качества искусственно для придания эффекта. Муляж желаемого.

— Ты можешь проще сказать?

— Вот губы красят. Они имитируют половые губы, которые у обезьян в период совокупления наливаются и краснеют. Мы биологически — обезьяны. Поэтому полные красные губы привлекают подсознательно. Или титьки. Тоже, чем больше, тем привлекательней.

— Как у обезьян?

— Да, только у них они наливаются в определенный период. На время спаривания. Это человек всегда готов.

— Фу. Говоришь, прямо про шлюх каких-то. Даже противно.

— Вот и мне противно. Если понаблюдаешь, то увидишь такие сигналы много где. Не хочешь про девушек, давай про мальчиков. У мужиков высокие шапки. У военных, как их, папахи. Или раньше у бояр были. Потому что рост увеличивают. А кто выше, тот и важнее. Или вставки в плечах у костюмов, или погоны. Чтоб ширину придать фигуре.

— Тьфу на мужиков. Тебя послушать, так девушки только и занимаются тем, чтоб самцов завлечь.

— Но так и есть. Все, про которых ты говоришь, одеваются именно так и именно для того. В ущерб удобству и здравому смыслу. И малюют на себе, как папуасы.

— Можно же немножко подкрасить.

— Зачем?

— Чтоб красиво было.

— Кому? Что красивого в зеленых или синих тенях над глазами? Или в щеках нарумяненных?

— Так чтоб лицо яркое было.

— Как у клоунов? Побегай по утрам или в лес походи пару месяцев. Румянец и появится. То, о чем ты говоришь, суперсигналы признаков внутренней силы, здоровья. Их самой зарабатывать надо, а не имитировать искусственно. Это все равно, что надеть нимб на голову и пытаться этим всех убедить, что у тебя просветление наступило.

— Нимб? Как женские кокошники в старину?

— Да блин! — Мы смеемся.

— Интересно с тобой, Машка. Только с Олегом ты не права. Нельзя себе судьбу ломать из-за причуд. Такого орла быстро к рукам приберут. И на счет косметики — тебе, может, и не надо. И так все липнут. И, правда, что они в тебе находят?

— Вот одену кокошник, узнаешь, — мы хохочем на все набережную.

Я иду мимо задворков рынка. Черная галдящая стая в цветастых платках зажала девчонку. Та плачет: «Отдайте, это на платье». Белая майка, кремовая юбка, сумочка белая через плечо. Как чайка среди галок. Приглядываюсь — а девочку им пробить не удается. Толстая, как торфяная куча, цыганка вперилась в область левого виска и бормочет. Но барьер не дает ее силе проникнуть в разум.

Подхожу к толпе сзади. Бочком в одно