А Алёнка волю слезам дала: уткнулась лицом в вышивку золотную, заплакала горько, только плечи вздрагивают.

Вспомнилось девушке всё, что приключилось: как нежданно-негаданно схватил её незнакомец во дворе отчего дома да в лодке спрятал, как охраняли свою добычу от сторонних глаз купец с командой весь длинный путь.

Волга — добрая лошадка, всё свезёт. Ей и правый, и неправый — едино.

Слезами горю не поможешь. От беды поплачешь, от надежды утешишься.

За три месяца плена много узнала Алёнка об обычаях татарских. У них девушку в жёны себе украсть — не напасть, а подвиг, другим женихам на зависть. За красавицу по обычаю надо калым большой родителям отдать. На свадьбе многолюдной каждого родственника невесты подарками дорогими порадовать.

А коль украл невесту — и красавицу получил, и в расход не входил.

Купца-татарина, что Алёнку украл, звали Салих.

Жил он в большой татарской деревне, что стоит на притоке Суры. Был Салих старшим в семье, человеком уважаемым и состоятельным: имел большой дом на берегу реки, мельницу ветряную, лавки в своей деревне и на ярмарке, большой струг, команду гребцов содержал. Исполнилось Салиху к этой весне тридцать лет, а жены не имел, что земляками осуждалось и казалось правоверным мусульманам странным. У его ровесников в деревне уже и по две жены с детишками было. И даже младшие братья купца семьями обзавелись. А Салих — один как перст. В ранней юности был он влюблён в девушку из своей деревни. Да погибла красавица в грозу от молнии на глазах у Салиха, не успев стать невестой.

А он с того дня как каменный стал. Покой и радость находил лишь в работе да в дороге. Ранней весной по большой воде уходил на струге с командой своей вверх по Узоле, Керженцу или Ветлуге. Скупал по деревням щепной товар, лапти лыковые да льняное полотно. А потом продавал это в степном правобережье Волги. Товар этот спросом всегда пользовался. На выход татары обували: ичиги — сапоги хромовые или каюлы читек — узорные, с кожаной мозаикой сапожки. Одежду шили из дорогих тканей, вышивкой украшали, порой и золотной. А для крестьянского труда, как и везде, самое лучшее — чабата, лапти лыковые, а рубахи — льняные. Лапти живут коротко. Закупают их много, да ещё купцу заказывают.

Ездил Салих и на ярмарку: торговал в лавке своей восточным товаром, дорогими тканями да пряностями. Закупал такой товар купец в низовьях Волги, а то и в Персии, отправляясь в дальний путь через каждые три-четыре года.

Поездка эта долгая, нелёгкая да опасная. Разбойников, до чужого добра охочих, на Волге — пруд пруди. В низовья собираясь, набирал купец команду в одиннадцать человек, смелых, сильных, оружием владеющих. Не раз приходилось Салиху с дружиной своей от разбойничьих нападений отбиваться. И стояли гребцы за купца один к одному. Уважали его за честность, справедливость и щедрость.

Пока в пути находился, тянуло Салиха к родительскому дому, к матери, братьям младшим — он их на хозяйстве оставлял, за мельницей да лавкой приглядывать. Особенно по любимой сестрёнке скучал. Живая, подвижная, весёлая, черноглазая девчонка от брата в его редкие приезды не отходила. А он её баловал да подарками заваливал. Но проходит неделя, месяц — и опять тоска на купца наваливается, в дорогу гонит. Вся родня образумить его старается, невест предлагает — одна другой краше. Да всё без толку. Сердце у Салиха как льдом подёрнулось.

Сколько же радости было в доме купца, когда привёз он с Керженца красавицу-девицу! Не узнать Салиха — оттаяло ледяное сердце. Обращается он с Алёной уважительно, обидеть да испугать не хочет.

— Привыкай пока, осваивайся, с матерью и сестрой моей поживи.

Сам ездит по округе с товаром, а к Алёнке охрану приставил.

Дом у купца большой, на каменном полуподвале с кладовыми. Только не нужна синице золотая клетка, а нужна зелёная ветка. Не нужны девице ни наряды, ни украшения, а нужна свобода да возлюбленный. В сердце и в мыслях у неё лишь Захар. Слёзы льёт да придумывает, как весточку дать отцу да суженому, где её искать. Родня Салиха с Алёнкой хорошо обращаются. А сестрёнка Салиха, Адиля, ей больше всех радуется. И Алёнка к девочке привязалась. А обычаи да веру чужую как принять? Молится девушка, спасенья просит, а слёзы горькие прячет.

Алёнка смышлёная — уже через месяц и понимать, и говорить по-татарски смогла. А вот рукодельничать с первых дней начала. Адиля, по керженским меркам, девочка, ребёнок ещё. А по здешним обычаям — невеста на выданье. И, как всякой порядочной невесте, готовят ей приданое богатое заранее. И сама она старается, рукодельничать пытается. Привёз ей Салих и тканей дорогих, и припасы для рукоделия: чего только нет! Показала Адиля всё это Алёнке, та и ахнула. Поняла, что судьба ей один-единственный случай даёт из полона выбраться. И когда появился в доме Салих, Алёнка сама на разговор вызвалась:

— Будь по-вашему. Но без свадьбы не пойду, неправильно это.

А сама подумала: чтоб свадьбу татарскую подготовить, время надо. И пока подарок жениху золотом не вышью, время буду тянуть. А подарок традиционный Адиля показала — аякчу[2] да передник с вышивкой.

Обрадовался Салих:

— Да я и сам хочу празднество устроить. Вот с ярмарки вернусь — начнём готовиться.

А Алёнка попросила у него тканей да ниток для рукоделия.

Адиля, как услышала от брата о желании невесты, все свои припасы перед ней выложила.

И принялась Алёнка Адилю вышивке обучать. А для ученья рубаху сшила мужскую да тюбетейку. Сидит над рукодельем день и ночь, оторвать не могут от работы. Старается Алёнка, недосыпает, пальцы в кровь исколола от спешки. А все вокруг ахают да восхищаются красотой, которая её руками создаётся. Успела девушка рукоделье ко времени закончить. Как вернулся Салих в деревню, товар заволжский распродав, да засобирался на ярмарку, Алёнка ему в подарок с поклоном рубаху вышитую и тюбетейку преподнесла:

— Чтоб вдали от дома, на цветы эти глядя, обо мне чаще вспоминали.

Салих подвоха не чует, рубаху с тюбетейкой надел с радостью, носит, не снимая, рукодельем Алёнкиным гордится.

А она молит Бога:

— Господи, помоги. Только бы догадались отец или Захар следы мои на ярмарке поискать, только бы не снял с себя Салих дарёную одежду приметную.

Уехал купец, Алёнка за рукоделье села. Да только теперь не торопится аякчу или свадебный