в воде, гадает, что за чудо только что увидал. А его словно за ноги кто схватил. Парень вскрикнул и в воду упал на рыбину огромную. А чудище речное с перепугу в открытую дверь затопленной избы бросилось. Акимка — следом кинулся. Да дверь-то и прикрыл.

— Ну, теперь поймаю, никуда не денешься. Будет чем перед соседями похвастаться.

Вглядывается парень в воду в полутёмной избёнке, ищет свою добычу.

А добыча возьми да и покажись. Хвостом по воде ударила, до стены доплыла, на лавку под окном села. Хвоста под водой не видать. А сверху — девица голая. Да красавица — глаз не оторвать. Волосы чёрные, длинные, по плечам спускаются, лицо чистое да белое, а глаза зелёные.

Акимка к косяку прислонился, онемел от страха. А русалка засмеялась.

— Что у порога застыл, рядом посиди. Я не кусаюсь.

На ватных ногах подошёл рыбак к окошку и сел на затопленную лавку рядом с берегиней. В глаза ей посмотрел, и страх пропал. Взгляда от нежданной гостьи оторвать не может. Водяница парня за руки взяла, в глаза смотрит, ластится. Ей и руки его холодные да мокрые нравятся, и глаза рыбьи красивыми называет. Пропал Акимка. Никто его не привечал да не величал. Судьба была в русалку влюбиться. Околдовала парня берегиня, он ничего вокруг не замечает, только на красу волшебную любуется.

Всё половодье соседи Акимку на улице не видели. Да никто его не хватился, никто не удивился, никому до сиротины и дела нет.

Две недели берегиня в избе у Акима прожила. А как вода на убыль пошла, пришлось ей следом за щуками уплыть из Щучьей воложки. Только в Волгу широкую не вернулась. Заплыла в озеро Лютиново-Спасское. Озеро это исстари голубело в волжской пойме на северо-западных подступах к Городцу, в Иониной пустыни. А над ним на ровном выступе надпойменной террасы красовалась и возвышалась над окружающей деревянной застройкой церковь Нерукотворного образа Спасова.

При большом разливе Волга разбегалась так широко, что скрывала под водой все необъятные пойменные луга с речушками Пахоркой и Куной, плескалась у ворот храма, словно море.

И озеро во время половодья с Волгой сливалось. А как вода уйдёт, от реки отделялось. Тут и поселилась возлюбленная Акимки Мокрого. А он у озера, у самой воды летнюю домушку срубил. До самой глубокой осени в ней жил, рыбалкой занимался.

Никому в Городце это в глаза не бросается — он и завсегда этим промышлял. Удивительно другое: стал Аким на базар рыбы приносить столько, сколько артель не наловит. Денежка к денежке, вот тебе пачка. А где пачка, там тебе и две. Купил парень лавку на Базарной улице, приказчика нанял. За одно лето в купцы выбился. Приоделся, приосанился. И бородищей вдруг оброс.

Девицы теперь на него иначе поглядывали. Завидным женихом стал Аким Сомов. Дарья, в которую парень когда-то влюблён был, то мимо избы, то мимо лавки прогуливается, всё пытается Акима вернуть. А вот к озеру не ходит, боится. Уж больно много слухов про озеро Спасское стало распускаться. А слухи на пустом месте не рождаются.

То один, то другой рыбак в камышах да осоках стали девицу голую видеть. Сначала смеялись все над рассказчиками.

— Креститесь почаще, мерещиться всякое и перестанет.

Но перепуганных рыбаков становилось всё больше. Павел, сосед Сомова, байкам рыбаков про берегиню не верил, смеялся над мужиками. Но после Петрова дня и он к озеру стал с опаской подходить. День тогда жарким выдался. После дня нелёгкой работы его к озеру потянуло, зашёл в него без опаски, а потом ойкнул и под водой скрылся. Вроде рядом с берегом плещется, а подняться не может. Так бы и утонул, да мужики с берега заметили, выбраться помогли. А на ногах у Павла повыше щиколотки полосы остались — словно следы от пальцев. На шутку вовсе не походило. Кто же мог такие синяки оставить? Павел над байками про русалку больше не смеялся.

А потом и вовсе страшно стало. У тех, кто меры не знал, рыбы много из озера брал, сети стали пропадать или в клочья разорванными находились.

Два жадных рыбака с Калашного переулка предупреждения не испугались, с новыми сетями на середину озера выплыли. Тут кто-то принялся лодку раскачивать, она и перевернулась. Еле выбрались из-под неё рыбаки, а потом клялись и божились, что своими глазами русалку видели. И что это она их чуть не утопила.

Рыбачить на озере не перестали, а меру все теперь соблюдали. Один Аким в озере без страха рыбачил, рыбацким счастьем всех дивил. Дом свой на заулке Щучья воложка он к зиме подправил — венцы сменил, крышу железом покрыл. Зиму в избе своей жил, но на рыбалку на озеро каждый день хаживал. И в лютые морозы без рыбы не возвращался. А с весны опять в домушку дощатую на озеро переселился.

Слухи потом пошли, что все деньги, рыбной торговлей вырученные, Аким Сомов на жемчуга да самоцветы тратит, самые дорогие и красивые украшения скупает. А живёт один — бобыль бобылём. Знать, кубышку от жадности копит. Люди, до чужого добра жадные, на руку нечистые, в избу Акимову забирались много раз. А там и взять нечего — просто да бедно внутри. Всё подполье перекопали, весь чердак переворошили. И избёнку летнюю на озере в отсутствие хозяина обыскивали. Да ничего не нашли.

Только те рыбаки, кому русалка вновь показывалась, примечать стали, что вся она жемчугами да самоцветами украшена. Один к одному сложить многие могут.

Народ окрестный на купца Акима стал с опаской поглядывать. А тут ещё Аким с лица меняться стал. Глаза вовсе из орбит вылезли, губищи — в пол-лица, сом сомом.

Купец очередное ожерелье прикупил, из лавки вышел. Видел покупку один лиходей. Вслед за Акимом пошёл. А купец не в заулок к своей избе, а к озеру идёт. Подошли к самой воде. Поднял злодей руку с ножом над спиной купчины. А из воды русалка показалась, в глаза убийцы посмотрела. Закричал тот от боли и ужаса, за глаза схватился. Ослеп навечно, словно огнём глаза ему выжгло.

А Акима с того дня в Городце больше не видали. Пропал купец.

Зато в озере Спасском стал ещё и водяной рыбакам мерещиться. Да до того страшён — глазастый, губастый, тиной зелёной заросший. На пустом месте века подряд не будут байки сочиняться. Жизнь полна загадок. А вот чудеса от скуки да глупости людской тускнеют и с глаз исчезают.

Назвали заулок Щучья воложка переулком Започтовым.