— Это одна из самых удивительных комнат, какие якогда-либо видела. — Отведя взор от великолепных картин, Бьянкаповиновалась мгновенному порыву и чмокнула Йена в щеку.

Граф был ошеломлен. Женщина в его доме! Поцелуй! Этакомната!.. Его глаза потемнели и стали цвета холодного антрацита.

— Непристойный жест, синьорина Сальва, — заметилон. — Прошу вас никогда больше так не делать. — Резко повернувшись,он направился к двери.

— Дурная привычка, знаете ли, — спокойнопроговорила Бьянка.

Замерев у двери, граф вопросительно посмотрел на нее.

— Что вы сказали?

— Я имею в виду вашу манеру вот так уходить, —пояснила она. — Вы делаете какое-то грандиозное замечание, а потомудаляетесь, даже не удосужившись выслушать мой ответ. Такое поведение граничитс трусостью.

Бьянка почти физически ощутила, как комната наполниласьяростью. Йен прожигал ее взглядом, каждая черточка его лица была полна гнева.Когда он заговорил снова, его голос был опасно низок и холоден:

— Будь я на вашем месте, синьорина, я бы подумал о том,как вести себя завтра. Вам понадобится все ваше красноречие, чтобы убедить меняв том, что вы не убийца.

Прочитав расшифрованное письмо, Йен передал его Себастьяну,сидевшему по его правую руку.

— Утром его принес один рыбак. Представить себе немогу, как наш Л.Н. раскрывает подобные вещи, однако он еще ни разу не ошибся.

Остальные четверо мужчин, сидевших за столом, согласнозакивали. Ни один из них не был знаком лично с их английским кузеном ЛюсьеномНортом Говардом, графом Дэнфордом, и вовсе не из-за того, что никто из них непытался познакомиться с ним. Майлз и Криспин, проводившие, по меньшей мере, пополгода в своих английских поместьях, уже привыкли получать вежливые отказы насвои приглашения, в которых непременно сообщалось, что «к несчастью, их кузенне может встретиться с ними», причем записки обычно были написаны сдержаннымдворецким графа, в тоне которого тем не менее слышалась некоторая угроза.

Единственным свидетельством существования кузена была частоприходящая от него корреспонденция, отправленная из разных уголков мира самымиэкзотическими способами. Письмо могло быть доставлено на одном из судовАрборетти, а могло быть получено из рук посыльного-иностранца, которыймгновенно бесследно исчезал. В письмах обычно приводились какие-то дорожныеанекдоты вперемежку с путевыми впечатлениями; бывали там обычно и деловыесоветы. Кстати, без этих советов корабельная империя Арборетти не стала бынаиболее преуспевающей и богатейшей в стране. Это по рекомендациям Л.Н. онирасширили свою торговлю и вместе с древесиной стали отправлять по всему мирувсевозможные товары. Суда Арборетти везли в своих трюмах ткани, вина, специи,растения, животных, военное снаряжение, золото, серебро, драгоценные камни —словом, все, что можно было купить в одном месте и выгодно продать в другом. Всегоза восемь лет шесть судов, оставленных в наследство дедушкой, превратились вцелый флот, с которым соперничали большинство городов-государств полуострова.

Будучи членом британского правительства в Венеции, их дедушкаБентон Уолсингем влюбился в Лауру Фоскари-Долфин, единственную дочь древнеговенецианского рода, и решил поселиться в Венеции. Там он сразу понял, чтоЕвропа — великолепный рынок сбыта английской древесины, необходимой длястроительства всего, начиная с домов и заканчивая корабельными верфями, ивзялся за создание собственной компании. Он назвал компанию «Арборетти», что впереводе означало «маленькие деревца» и напоминало о ее основном товаре. Послесмерти Бентона Уолсингема «Арборетти» перешла шестерым его сыновьям.

Через семьдесят лет после основания название компании можнобыло рассматривать, скорее, как пародийное, учитывая необыкновенно высокий ростшестерых мужчин, которые расширили предприятие. Торговцы всего света суважением говорили об «Арборетти», а возраст шестерых высоких юношей, какправило, увеличивали раза в два. Однако наибольшую известность братья получилиу женщин. Красивые и богатые, они произвели настоящий фурор у этой половинынаселения Европы, оставляя после себя дорогие подарки и разбитые сердца.

Л.Н. в этом отношении был первым. Во всех графстваххристианского мира непременно была прекрасная женщина, которая вспоминаласвоего «любимого Люсьена». Как у него хватало времени ухлестывать за красоткамии заниматься одновременно делами, оставалось для братьев тайной, однако онипривыкли к подобному положению дел и лишних вопросов кузену не задавали.Точнее, они вынуждены были сдерживать свое любопытство, потому что в завещанииих покойного деда оговаривалось, что последнее слово во всех делах должно былооставаться за графом Дэнфордом, которого Уолсингем сам вырастил после смертиего младшей дочери.

Так что когда Л.Н. приказал своим кузенам прекратитьпоставку в Британию пороха и ядер, а вместе этого загрузить трюмы испорченнымзерном, им оставалось лишь качать головами и выполнять его требование.

— Я пообещал этот порох лорду еще два месяца назад. Оннужен ему для сражений в горных районах, — пояснил Майлз. — Не думаю,что он будет в восторге, получив вместо пороха гнилое зерно и крыс.

— Что ж, он сможет попробовать накормить им северныхповстанцев, — усмехнулся Тристан, сидевший на другом конце стола. —Возможно, гнилое зерно убьет их быстрее пороха, так что королевский канцлербудет доволен.

Разговор прервал долгий крик, раздавшийся из противоположнойчасти палаццо. Наступило молчание, глаза присутствующих устремились на Йена.

— Похоже, это моя очаровательная невеста, —пробормотал он, торопливо поднимаясь из-за стола. — Прошу извинить меня, явсего лишь на минутку…

— За ним! — вскричал Криспин, едва Йен вышел изкомнаты. — В этом доме уже много лет не происходило ничего интересного, ия буду не я, если пропущу хоть что-нибудь.

— А-а-а-а! — истерично вопила Бьянка. Она всю ночьворочалась в огромной постели и не могла отделаться от чувства, что за нейнаблюдают. Открыв глаза, она увидела ужасное чудовище с огромными клыками,которое разглядывало ее. — Убирайся! Помоги-ите! На помощь!

Рука страшного существа прикрыла ее рот.

— Ш-ш-ш! Тихо, детка. — Бьянка услыхалауспокаивающий мужской голос. — Йен нам головы оторвет, если ты будешь такгромко кричать.

Повернув голову на голос, Бьянка наконец разглядела, что этововсе не какое-то чудище, а обычный пожилой человек с круглым лицом и добрымиулыбающимися глазами. Рядом стоял второй — тоже старик, на чьем лице застылоозабоченное выражение. Первый, более веселый, держал в руках карнавальнуюмаску, изображающую разъяренного кабана. Протянув маску Бьянке, чтобы та смогларазглядеть ее получше, старик убрал руку с ее рта.

— Йен сказал нам, что ты ждала увидеть каких-то чудищ,которые будут твоими компаньонами, вот мы и решили не обманывать твоихожиданий, — пояснил он. — К тому же нам показалось, что тебе непомешает разогнать кровь, потому что в последние часы она у тебя, кажется, немногоподзастыла.