Город и деревня

Отгремели дискотеки и страсти, рассеились пьяные рассветы и сигаретный дым. Мы стали взрослыми. Все чаще казались несуразными и пугающими новостройки, а старый город, напротив, очаровательным и надежным. Полезли коварные мысли о тщете всего городского и необходимости созерцания и уединенности. В мэйл рассылках засветились «Продам участок «и «Баня под ключ». Все выходные мы пропадали на даче, мечтая о большем: Доме в соснах, с баней, бассейном и камином и чтоб обязательно у камина икеевский ковер «под медведя» и еще мансарда с кроватью и книжным шкафом. Это все так сказать сливки, а реальность такова, что не разогнуться нам с утра до вечера: грядки, готовка, засолка, закатка, поросятам дать и тд и тп. Но мы продолжали грезить. Все знакомые так или иначе имеющие отношения к желанной деревне, крутили у виска. Одна в 18 лет вырвалась от душной черноземной перспективы в поисках воздуха и знаний. Вкалывать, как лошадь, она не переставала и в городе, регулярно балуя себя дорогими духами и обувью, но уже ощущая некоторый подвох. Тот же подвох не ощущала еще одна знакомая. В деревне у нее родители, приличный дом, хозяйство и уже теперь сын. – Да что Вы, там грязно и сходить-то некуда- прижимала к груди ладонь Юлька. В городе она работала, как все та же лошадь и тоже не на своем поле. От пробки до пробки ехала домой на машине в кредит и падала спать на съемной квартире. На вопрос, куда она ходила последний раз в Городе, ответить затруднилась.

Еще одна Юлька жила таки в своем доме, но денег еле-еле хватало, это при своих овощах и мелком хозяйстве. Но им-то заниматься как раз и некогда- вкалывает на двух работах за копейки. В чем загадка?

Мы неоднократно складывали дважды два, гадали этот долбанный ребус: сколько надо посадить Своего, чтобы хватило? И на что хватило? И как определить, что тебе хватает? Допустим, что строиться тебе уже не надо и ты высадил грядки и развел курей. Ну дрова, да. Свет, вода, да. Бытовая химия (сода, мыло и хлорка). Одежда? Забиты все шкафы и антрисоли, да и на огороде ты не будешь устраивать дефиле. Маскорпоне и оливки? Допустим. Как назло может захотеться до усеру этой заморской пищи, особенно, когда ее нет в зоне доступа. Что еще мешает? Что зудит в ребрах? Что останавливает от тихого затворничества? Тоска. Эта страшная, неподкупная, всегда нежданная, как свекровь, щемящая тоска. Когда все вроде бы хорошо, постирано, убрано, поглажено и собранно, а выть то хочется. Хочется надеть что-нибудь вопиющее и умчаться пить коктейли, а лучше красного сухача. И что, что утром ты будешь ненавидеть и вино и тех, с кем ты пил и хотеть в свою уютную постельку, к собакам и чаю с булочками. Но эта возможность пьяной диструкции и непродолжительного морального разложения просто необходима. Даже если ты примерный любящий семьянин.

Мы сидели с Олькой, как всегда до утра, болтали о своем околодевичьем, пили каждая свое. Оля поведала мне, как съездила в родную «бабушкину» деревню со своим мужем. Заехала она и к своей подружке пьяной дискотечной юности. С ней они ходили по сельским вечеринкам: пили неразбавленный Троян, запивая водой из колонки, а потом танцевали до упаду под Расторгуева, клянусь, там включали Расторгуева! Это в нулевые годы рейва ! Подруга тоже замужем, родила, обзавелась хозяйством. Ольга с Лехой проставили вина и закусок, правда в доме было еще полно народу- Тааа, это соседи, щас уйдут- успокаивала растерянную Ольгу подруга. Правда, дядя Захар и соседка уходить не торопились. Последняя буквально зашла за солью и из-за стола не встала, пока не кончилось белое вино. Захар вообще у них выходил из запоя, так что домой и не собирался. Его все звали Сашей и на недоуменный вопрос моих городских друзей «почему Захар – Саша»? отвечали равнодушно:«а как еще-то , имя то одно.» Оля нервно рылась в телефонных википедиях, Леша, будучи программистом, прошаривал более продвинутые сайты- ничего. Ничего о том, что Александр это Захар. Хозяйка уложила всех, как пришлось, сама легла на пол, муж спал на кровати. – Не пугайтесь, он в полшестого просыпается. Оля с Лехой мрачно переглянулись, но пугаться не спешили. И действительно, он проснулся ровно по часам, позвал жену. Та подбежала, долго о чем-то хихикала. Сна уже не было ни у кого. На мой вопрос «Зачем звал??» И почему в полшестого?? Оля так и не смогла ответить: хихикала и точка. К семи утра хозяйка уже наварила борща и пока наши городские супруги чистили зубы и протирали тоником лицо, муж уже навернул три тарелки. Три тарелки! С утра! Не унималась Ольга. Да мой Леша, да он золото просто! Тем временем, с ранья, пришла все та же соседка, внимание, за сахаром!!!И осталась допивать недопитое. В общем, ребята спешились и рванули когти обратно в душный и загазованный Новосиб.

Я несколько раз, хохоча, переспрашивала: Ты шутишь?? За сахаром??– Да я тебе говорю, за сахаром и три тарелки борща!!!

Не знаю, получатся ли из нас сельские жители, но знаю точно. Никаких соседок. И борщ только на обед!

Клаустрофобия

Я помню себя с очень раннего детства. Такого раннего, что никто мне не верит и если бы не один случай, доказывающий мою честность, то все родные так бы и продолжали прятать кривую усмешку, говоря, что и школу то свою с трудом помнят. Да что школу, порой забывают, на ком и зачем женились.

В общем, это были яркий квадрат окна, прибегающая и убегающая мама с бутылкой ныне несуществующего Коломенского и плоское желтоватое радио с песней Боярского «Все пройдет». Не знаю, пробежите ли вы глазами эту главку, но если вдруг, то Вы, Михаил, вы- чудовище. С таким же чудовищным голосом. И эта песня ваша, Михаил, по мне так должна была пройти проверку минздравом РФ и ратироваться исключительно после одиннадцати вечера, когда все дети уже спят здоровым младенческим сном. Я услышала «Все пройдет и печаль и радость» и безнадежно повзрослела, Михаил. В свои юные семь-восемь месяцев я , холодея от ужаса, думала: Печаль пройдет, мама пройдет и Я пройду. Пройдет Все. Я думала и плакала. Плакала о своем, об общем, молча, просветленно, легко.

А я вожусь на кухне, слышу рев. Подбегаю- все нормально, сухая, кормила недавно- орешь белугой. Сделала потише радио. Замолчала, лежишь довольная, играешь