– Эти русские, такие русские!

На станции плохо пахло, а точнее, отвратительно воняло. Воздухоочистительные фильтры исчерпали свой ресурс несколько недель назад, а новые всё не удосуживались прислать – теперь было уже поздно. Толик Ледов с осязаемой злостью в уставших, покрасневших от недосыпания глазах уставился в иллюминатор. Словно ожидая увидеть там нечто волшебное, вроде ответственного за их снабжение генерала, но, кроме бесконечной черноты космоса с жемчужной россыпью звёзд, там ничего не было. Пока.

Захлопнув бронированные жалюзи иллюминатора, он резко оттолкнулся и поплыл в сторону пульта управления орбитальной платформы, где его напарник, пристёгнутый к креслу уже почти сутки, колдовал над приборами. Подплыв к нему, он с надеждой заглянул через плечо Тимофею. Многочисленные мониторы по-прежнему, как и сутки назад, показывали ту же невесёлую картину, только лишь увеличившуюся в несколько раз.

Объекты не исчезли – как он, да наверняка и его напарник, тайно в душе надеялись. А судя по показаниям оптического телескопа*, ещё и приблизились, двигаясь по эллиптической, сильно вытянутой траектории, откуда-то со стороны Марса или пояса астероидов подставив лучам Солнца свои корпуса – горящие огнём, словно отполированный металл.

Толя шумно втянул носом тяжёлый воздух. Напряжение в тесных отсеках станции уже можно было ощутить почти физически. Оно словно накрыло всё вокруг невидимым саваном, в котором, теряя физические и душевные силы, плавал экипаж. Центробежную силу тяжести в 0,3 ж они потеряли ещё сутки назад и сейчас плавали в узких отсеках, словно планктон в Новом Океане. Как только станцию остановили – введя в боевой режим – и врубили реактор на накачку лазерной установки, чтобы помочь союзникам отбить очередной десант Халифата, пропало и искусственное тяготение. Из скафандров они так и не вылезали, вот уже как вторые сутки – после открытия объектов станция перешла в боевой режим. Толя вновь шумно вдохнул спёртый, тяжёлый воздух и, закашлявшись, безуспешно пытаясь спрятать нотки надежды в голосе, спросил коллегу:

– Есть что-нибудь новое?

– Нет, – не отрываясь от экранов, жёстко отрезал Тимофей и, немного помедлив, добавил: – С Земли никаких инструкций. Там, похоже, после того, как наши данные перепроверили энное количество раз, началась паника. – Напарник весело хохотнул. – Как в борделе во время пожара. Вот только окон, чтоб выпрыгнуть и убежать, ни у кого нет. Только мы тут на подоконнике сидим. Правда, воды внизу, – он кивнул куда-то в сторону гипотетического низа, – пожар заливать – хоть отбавляй.

– А союзники и ханьцы как реагируют? – не обращая внимания на его натужные попытки пошутить, спросил Толя.

Напарник неопределённо хмыкнул и пожал плечами:

– Пока ещё не ясно, но какое-то движение началось. Это точно. Только толку чуть – все перепугались и в ступор впали. – Он снова нервно хохотнул. – Может, из-за тебя: кручу твою пацифистскую запись через ретрансляторные спутники на всё северное полушарие. Вот только пока трудно сказать, есть ли результат… – Напарник в который раз хмыкнул и наконец оторвался от пульта, повернув к нему серое от недосыпания, вытянутое лицо с живыми, как ртуть, всегда смеющимися чёрными глазами. – После того, что мы пережили и видели с орбиты, никогда не думал, что ты можешь остаться таким… – он замялся, ища подходящее определение, – мягким внутри, что ли. Такой пацифист, как ты, в нашем мире, я сказал бы, является скорее синонимом к самоубийце.

– Ладно тебе. Османы из Халифата вроде бы от Острова отошли или нет? Вот тебе и результат моего пацифизма, – попытался как-то вяло оправдаться Толя.

– Ты думаешь, это из-за нашего видео, или нашего лазерного дождика? – Тимофей заразительно захохотал, сверкнув, кажется, всеми своими тридцатью двумя белоснежными зубами.

Они были уже более полугода вместе на орбите и хорошо сработались, даже если со стороны казалось, что постоянно ссорятся. Хотя это скорее было способом ментального поддержания себя в тонусе. Две полные противоположности: невысокий, темноволосый говорун Тимоха, всегда поднимавший, словно положительный заряд, настроение вокруг себя, и высокий блондин Толя: молчун и пессимист с параноидальной тягой к порядку.

– Одно другому не мешает, – поддавшись в который раз заразительному веселью напарника, ответил, усмехнувшись, Толя. – Видел, сколько в этот раз судов наскребли – глядишь, и зацепились бы десантом на берегу. Помнишь Новую Одессу? Выжги их потом, попробуй. – Внезапно, словно сжавшись и посерев, он тихо спросил: – Что там с объектами?

– Летят. Мать их за дюзу, или что там у них. Быстро, и не понятно, как летят: работы двигателей или каких-то видов излучения не заметно. На инерции разгона, похоже, двигаются. Объекты, судя по полученным данным, как-то вытянуты к носу и расширяются к корме. – И напарник ткнул пальцем в один из мониторов. – Их размер больше километра, но определить его точно пока трудно. Плюс очень плотное построение также мешает посчитать этих барашков. Но уже точно можно сказать, что их более пяти десятков. Если б не случайный снимок с орбитального телескопа, который ты нашёл со скуки, то пушной зверёк из внешней темноты «всесвиту» подкрался б незаметно.

– Ты всё ещё думаешь, что у них враждебные намерения? – спросил напарника Толя.

– С радостью бы думал иное. Но скажи мне, почему мы должны надеяться, что те, другие, и умнее, и лучше нас, а самое главное – добрее? – резонно возразил ему напарник.

– «Не суди ближнего своего по своим деяниям», – равнодушно парировал Толя.

– Да брось ты. Тогда почему они на наши сигналы не отвечают? Обиделись – сюрприз готовили, а мы их раньше времени засекли? Но меня сейчас даже не это заботит. А то, что связь с Красной Республикой пропала.

– Ну, они и раньше неразговорчивы были. Вспомни их меморандум Спасения – к ним не летать, не трогать и вообще разбираться на Земле самим. Анархисты, что с них взять, да и только.

– Ну, их можно понять. Хватит и одной загаженной и утопленной планеты, – попытался мрачновато сострить Тимофей. – Хоть бы сейчас уж успокоились, но – не можем, блин! А успокоимся, когда до конца всё развалим, что пока не развалили – как ещё что-то вообще работает?

Анатолий жадно вдохнул ртом спёртый воздух:

– Вот так и работает – фильтры нам месяц как обещают. Всё какие-то проблемы, которые сами создаём…

– Проблемы внизу, по-моему, только начинаются. И в этот раз они могут начаться здесь на орбите и спуститься вниз, где проблем и так предостаточно, – Тимофей поднял указательный палец вверх. – «На шестисотый год Ноевой жизни разверзлись все источники великой бездны и лился на Землю дождь сорок дней и сорок ночей… На пятнадцать локтей поднялась вода и покрылись горы. Лишилась жизни всякая плоть: и скоты, и звери, и все гады, ползающие по земле…» А ты тут о фильтрах!

– Давно было – неактуально! Всё уже прошло.

– Все ты о плохом да о плохом. – усмехнулся Тимоха, привыкший к резким переменам в настроении напарника. – Ты вот лучше подумай о том, что ты своим неуёмным любопытством фактически разрешил парадокс Ферми, над которым до Потопа бились тысячи учёных. Ты только представь себе, что тебе задаёт вопрос всё, – он презрительно махнул рукой куда-то вниз в сторону гравитационного колодца, – оставшееся человечество. Является ли человечество единственной технологически развитой цивилизацией во Вселенной? А ты можешь, гордо подняв голову, ответить. Нет. – Видя, что настроение напарника нисколько не улучшилось, он продолжил: – Ты же помнишь, что, с одной стороны, выдвигались многочисленные аргументы о том, что во Вселенной должно существовать значительное количество технологически развитых цивилизаций, – он горько усмехнулся и добавил: – Вроде нашей. С другой стороны – отсутствовали какие-либо наблюдения и данные, которые бы это подтверждали. Ситуация являлась парадоксальной и привела к выводу, что или наше понимание природы, или наши наблюдения неполны и ошибочны. Как сказал сам Энрико Ферми: «Ну, и где они, в таком случае?» – Он перевёл дыхание. – Вот они перед нами, и величайшая философская загадка трёх поколений решена именно нами. Ну, ладно, тобой одним при моей непосредственной помощи. Теперь-то уж наше понимание природы и всего сущего можно несравненно усовершенствовать и улучшить на благо всех живущих.