– Дерьмо демонское, – пробормотал я.

Они дружно ахнули и захихикали, обрадованные таким переулочным красноречием.

– Может, тебе стоило бы с ним повидаться? – спросил мальчик.

– Вот еще!

Смуглое личико обиженно сморщилось.

– Ну и глупо. Конечно стоило бы! Он по тебе, может, скучает!

Я сдвинул брови: мысль была слишком дикая, чтобы просто так отмахнуться.

– Чего-чего?..

– Ну, разве отцы не такие? – Он понятия не имел, на что способны отцы. – Они тебя любят, даже если ты их и не любишь. Скучают по тебе, когда ты уходишь.

Я сидел молча, испытывая совершенно ненужное смятение чувств. Видя это, мальчишка потянулся ко мне, помедлил… и тронул мою руку. Я изумленно уставился на него.

– Может, тебе нужно радоваться, – сказал он. – Когда все плохо, а что-то начинает меняться, это же хорошо? Это значит, что все станет лучше.

Я смотрел на этого малыша Арамери, который выглядел совсем не как Арамери и, не исключено, раньше срока из-за этого умрет. Смотрел и чувствовал, как глубоко внутри меня ослабевает тугой узел отчаяния.

– Оптимист Арамери, – пробормотал я. – Откуда ты такой взялся?

К моему изумлению, оба ощетинились. Я тотчас понял, что задел нерв, и даже сообразил, какой именно, когда девчушка вздернула подбородок:

– Он отсюда, из Неба, как и я!

Мальчик опустил глаза, и я услышал вокруг него отголоски оскорбительных шепотков: иные произносились детскими голосами, другие отягощала взрослая злоба. «Откуда ты такой взялся, какой-то варвар по ошибке забыл или демон обронил по пути в преисподнюю, потому что боги знают, что тебе тут не место!»

Я увидел шрамы, оставленные на его душе подобными разговорами. Мне даже полегчало; он заслуживал чего-нибудь в качестве возмещения. Я тоже коснулся его плеча и наделил своим благословением: пусть отныне слова будут всего лишь словами, пусть у него хватит сил противостоять им, а на языке найдется несколько замечательных ответов – на будущее.

Он удивленно моргнул и застенчиво улыбнулся. Я улыбнулся в ответ.

Девочка, поняв, что я не хотел причинить ничего плохого ее братику, тоже успокоилась. Силой желания я благословил и ее – хотя она в этом вряд ли нуждалась.

– Меня зовут Шахар, – сказала она, потом вздохнула и пустила в ход свое главнейшее оружие – вежливость. – Объясни нам, пожалуйста, как добраться домой.

Ого, вот это имечко! Бедная девочка. Хотя, надо признать, оно ей шло.

– Легко. Вот смотри… – Я заглянул ей в глаза и сообщил знание дворца, которое сам копил на протяжении множества людских поколений. (Только о закоулках лишних пространств не стал ей ничего сообщать. Это было мое!)

Девочка вздрогнула и уставилась в мои глаза. Не знаю, может, я на время приблизился к своему кошачьему обличью. Смертные обычно замечали, как менялись глаза, хотя менялись не только они. Ну ладно, я восстановил круглые человеческие зрачки, и она успокоилась. И тотчас ахнула, обнаружив, что отлично представляет дорогу домой.

– Ух ты, какой фокус! – сказала она. – Только писцы красивее делают!

Я чуть не возразил ей: «Да писец бы тебе голову расколол, попытайся он сделать то же, что я сейчас совершил!» Но смолчал, потому что она была смертная, а смертным свойственно предпочитать сути показной блеск. И еще потому, что это было не важно. А девочка удивила меня еще больше: она выпрямилась и поклонилась мне в пояс.

– Благодарю тебя, господин, – сказала она. И, пока я таращился на нее, поражаясь новшеству благодарности от Арамери, она вновь напустила на себя прежний надменный вид. Вообще-то, он ей не очень шел. Будем надеяться, скоро она и сама это поймет. – Не соблаговолишь ли назвать свое имя?

– Сиэй, – представился я, но на их лицах не отразилось и тени узнавания.

Я подавил вздох.

– А это Декарта, – кивнула она и указала на брата.

Да уж, только этого не хватало. Я покачал головой и встал.

– Ладно, я потратил на вас достаточно времени. Да и вам пора уже домой.

Я чувствовал, как во внешнем мире, за пределами дворца, садилось солнце. На миг я даже прикрыл глаза, ожидая знакомого восхитительного сотрясения, отмечавшего ежевечерний возврат моего отца в земной мир, но, конечно же, не дождался. Я даже ощутил мимолетное разочарование.

Зато дети так и подпрыгнули.

– Ты часто приходишь сюда поиграть? – с большой надеждой поинтересовался мальчик.

– Ах вы, одинокие щеночки, – проговорил я со смехом. – Неужели вам никто не объяснял, что нельзя разговаривать с незнакомцами?

Ясное дело – никто. Они переглянулись с тем особым полным взаимопониманием, которое безо всякой магии имеется у двойняшек, и мальчик, сглотнув, обратился ко мне:

– Ты возвращайся, ладно? Если придешь, мы с тобой поиграем…

– Правда? – Я подумал, что действительно очень давно не играл.

Слишком давно. Посреди нынешних треволнений я даже стал забывать, кто я такой. Что ж, пора отбросить волнения, больше не переживать из-за ужасно важных дел и заниматься тем, что нравится. Меня, как и всех детей на свете, так легко соблазнить.

– Значит, договорились, – сказал я им. – Конечно, если ваша матушка не запретит… – Это однозначно гарантировало, что они ей ничего не скажут. – Тогда я вернусь на это место в этот же день – через год.

– Через год? – воскликнули они одновременно и с совершенно одинаковым ужасом.

– Время пролетит так быстро, что вы и не заметите, – пообещал я, вставая и потягиваясь. – Точно ветерок над весенним лугом в солнечный день.

А интересно будет их снова увидеть, решил я. Хотя бы потому, что они совсем маленькие. Есть еще время, прежде чем они пропитаются той же дрянью, что и прочие Арамери. Я уже успел немножко их полюбить и поэтому отчасти расстроился: ведь тот день, когда они станут истинными Арамери, скорее всего, станет днем, когда я их убью. Но до тех пор я могу наслаждаться общением с невинными существами.

И я шагнул прочь – из этого мира.

Через год я, потягиваясь, выбрался из своего гнезда и вновь шагнул сквозь пространство, чтобы возникнуть наверху Лестницы в никуда. Было еще рановато, и я стал забавляться: создал несколько маленьких лун и принялся гоняться за ними по ступенькам. Так что, когда пришли дети и заметили меня, я уже запыхался и взмок.

– А мы знаем, что ты такое, – тут же выпалил Дека, подросший, как я заметил, на добрый дюйм.

– Что, правда? Ой!

Луна, с которой я играл, попыталась удрать, метнувшись как раз к детям, поскольку они стояли у выхода в коридор. Я быстренько отправил ее восвояси, не позволив сделать в ком-нибудь из них дырку. Потом я улыбнулся, шлепнулся на пол, раскинув ноги пошире, – надо было перевести дух.