– Открою вам секрет, чтобы уж окончательно расставить всеточки над «и». Я лечу в Россию также и для того, чтобы почтить память женщины…единственной, может быть, женщины, которую я в своей жизни любил.

И только тут Келли обратила внимание, что ее загадочныйспутник одет в строгий, даже мрачный черный костюм и вид у него в самом делесовершенно такой, как если бы он собрался на похороны.

* * *

Лида довольно долго стояла перед этой дверью сейфового типас цифрой 19, не решаясь позвонить. Потом осмелилась – тренькнула и опять долгождала.

Позвонила снова. Очевидно, дома никого нет. В самом деле,почему Соня должна в середине обычного буднего дня дома сидеть? Осечка вышла! Адрагоценное время уходит. На сегодня еще столько намечено…

Лида вдруг ощутила, что ее кто-то разглядывает. И, похоже,довольно давно.

Она испуганно обернулась, но площадка и обе лестницыоказались пусты. Три другие двери – обыкновенные, деревянные, крашенные вотвратительный коричневый цвет – были глухие, без глазков, глазок имелся толькона сейфовой, и Лида наконец-то сообразила, что именно через этот глазок на неекто-то пристально, изучающе смотрит, а это значит, что в квартире номер 19 людивсе же есть. Сердито вспыхнув, она снова потянулась к звонку, и в этот моментза дверью началось скрежетание и ворчанье открываемых замков, а потом дверьраспахнулась, и на пороге возникла высокая девушка в коротком и узком бирюзовомхалатике. Уставившись на Лиду смеющимися глазами, она нервно отвела со лбачелку (челку!) и произнесла:

– С ума сойти!

Потом она схватила Лиду за руку и сильно дернула, втаскиваяв квартиру. Тотчас вырвала у нее сумку, брякнула куда-то на пол, наскорочмокнула Лиду в щеку, обдав ароматом невероятно приятных, незнакомых духов, имахнула вдоль длинного темного коридора, в который выходили две двери. Жестамидевушка с челкой показала Лиде, что в первую дверь она входить не должна, адолжна войти во вторую. При этом глаза ее все время смеялись, и Лиде тоже вдругсделалось очень смешно, и вообще было нечто необыкновенно естественное в том,что она вот так стоит рядом с сестрой-близнецом, которую с рождения не видела,а ощущение такое, будто и не расставались никогда, и вся жизнь их прошла рядом.

– Сонечка! – вдруг донесся из глубины квартиры встревоженныйженский голос. – К вам кто-то пришел? Вы где?

Соня сделала Лиде страшные глаза и снова махнула рукой вдолькоридора.

Та кивнула и послушно пошла – почему-то на цыпочках:наверное, потому, что от волнения забыла о домашней привычке разуваться упорога и не хотела стучать каблуками.

– Все в порядке, Людмила Григорьевна, – отозвалась Соня,тщательно запирая дверь, и Лида с новым волнением услышала ее – свой! – голос.Очень приятный голос, надо сказать. Совсем не такой писклявый и неестественный,каким он казался в записи. С другой стороны, кто может говорить нормально, еслизнает, что его в это время записывают на магнитофон? Лида, например, не могла.– Это соседка приходила денежку занять. Пенсию, сабо самой, задержали, а мнеразве жалко?

– Добрая вы душа, Сонечка, – уже успокоенно, размягченноотозвалась Людмила Григорьевна – и почему-то испуганно ойкнула.

Лида знала, почему она ойкнула. И сама-то еле удержалась отиспуганного восклицания, по забывчивости сунувшись в ту самую дверь, куда ей непозволяла войти Соня, и увидав в зеркале напротив жуткое, неподвижно-белое лицосо вздыбленными волосами. Обладательницей этого лица и волос оказалась дебелаядама неопределенных лет, облаченная в какую-то странную одежонку, едваприкрывавшую пышную грудь и не доходившую до пухлых колен. Дама в вольготнойпозе полулежала на высокой узкой кушетке вся освещенная чрезмерно ярким светомногастой лампы. Рядом громоздилась металлическая этажерочка, уставленнаябаночками и бутылочками.

Лида только окинула комнату мгновенным взглядом – иотпрянула, испуганно оглянувшись на сестру. Та грозила ей кулаком одной руки, адругой зажимала рот – такое впечатление, чтобы не прыснуть со смеху.

Впрочем, голос ее был совершенно спокоен, когда она вошла вкомнату и произнесла:

– Что случилось, Людмила Григорьевна?

– О господи, Сонечка, – все так же испуганно отозваласьдама. – У меня от жары, что ли, глюки начались, верите? Вдруг почудилось, чтовижу вас в дверях, но одеты вы иначе, в какую-то серую юбку и черный пиджак,прямо как призрак… Вы мелькнули – и исчезли. И вдруг входите снова вы!

– Ей-богу, то была не я, – не погрешив против истины нисловом, поклялась Соня. – Это небось у вас глючок небольшой. Душновато здесь,вам не кажется? Может, проветрим маненько?

– Нет, но у нее совершенно ваше лицо! – упорствовала дама. –И фигура ваша, и волосы. Появились вы, совершенная вы! Или ваш близнец.

– Людмила Григорьевна, да бог с вами, – уже с оттенкомнетерпения буркнула Соня. – Близнец отпадает в полуфинале. Вы же сто лет зналиматушку – я у нее единственная страдалица. Дальше: сами подумайте, разве ямогла бы переодеться за две секунды в пиджак с юбкой и обратно? И я вроде бы небольная, чтобы таскаться в такую жару в пиджаке!

– Вроде бы нет, – как-то не очень уверенно согласиласьЛюдмила Григорьевна.

– Вот и ладненько, – закончила этот разговор Соня. –Лягте-ка, я вам масочку сниму. Вы же хотели побыстрее уйти, да и меня сегоднявремя поджимает.

В соседней комнате Лида мысленно хлопнула себя по лбу.

Ну конечно! Физиономия дамы потому имеет столь дикий вид,что вымазана косметической маской! Пожалуй, парафиновой. И этот странно высокийстол, и этажерка, и лампа с причудливо изогнутой ножкой – непременныепринадлежности косметического кабинета. Ее сестра – эти слова звучалинепривычно до дикости – Соня Богданова завела на дому косметический салон. Иэтим, очевидно, зарабатывает себе на жизнь.