Я выехал на автомагистраль, огибающую Форт-Хадли и Мидленд, и погнал дальше на север, в пустынную равнину к заброшенному трейлерному парку. Приехав в Джорджию, я временно остановился здесь, так как это удобно для моей работы.

Итак, о моей работе. Я офицер вооруженных сил Соединенных Штатов. Мое воинское звание не имеет никакого значения и по роду работы является военной тайной. Я сотрудник Управления по расследованию преступлений (УРП), а в армии, где соблюдается строжайшая иерархия, самое лучшее звание — это отсутствие всякого звания. Тем не менее у меня, как и у большинства личного состава УРП, есть звание — уорент-офицер; уорент-офицеры — это особая промежуточная категория между младшими командирами и собственно офицерами. Уорент-офицер — хорошее звание, поскольку имеешь все офицерские привилегии, минимум ответственности и не приходится заниматься патриотической болтовней. К уорент-офицеру обращаются «мистер», и следователи УРП часто носят гражданскую одежду, как и я в этот вечер. Временами мне даже казалось, что я на гражданке.

Однако бывают случаи, когда необходимо надеть форму. В этих случаях управление дает задание провести расследование под новым вымышленным именем и в звании, которое зависит от тяжести преступления. Тогда я надеваю соответствующую форму, прибываю к месту назначения — в часть, где служит моя «добыча», — и приступаю к исполнению своих обязанностей — сбору доказательств для Главного военного прокурора.

Когда выступаешь в роли тайного агента, приходится быть мастером на все руки. Кем я только не побывал! Начиная с повара и кончая специалистом по химической войне, хотя в армии между ними нет большой разницы. Трудно влезть в шкуру того или иного профессионала, но мне удается благодаря природному обаянию. Впрочем, удача — это иллюзия, и мое природное обаяние тоже.

Существуют четыре ступени уорент-офицерства, я нахожусь на высшей, четвертой. Вся категория, затаив дыхание, ждет, когда конгресс введет пятую и шестую ступени. Иные уж померли от удушья в ожидании этого благословенного дня.

Надо добавить, что я сотрудник особого подразделения УРП, его называют элитным, но я воздерживаюсь от этого определения. Особое потому, что в нем служат ветераны, имеющие на своем счету массу обоснованных арестов, множество неопровержимых доказательств для обвинения. Особое еще и потому, что мы наделены чрезвычайными полномочиями. Одно из этих полномочий — независимость от армейской бюрократической машины, а это почти то же самое, что получить некий волшебный гриб в компьютерной игре. Другое, еще более важное чрезвычайное полномочие — право подвергать аресту любого, независимо от звания военнослужащего в вооруженных силах США, причем в любой точке земного шара. Я не стал бы распространять это право на членов комитета начальников штабов за превышение скорости, но мне всегда хотелось узнать, до какого предела я могу дойти. Мне предстояло это выяснить.

Место моей постоянной службы — штаб-квартира УРП в Фоллз-Черч, штат Виргиния, но по заданиям таскаюсь по всему миру. Путешествия, приключения, возможность распоряжаться своим временем, загадки, требующие умственных и физических усилий, начальство, не тревожащее по пустякам, — чего еще желать человеку? Ах да, женщины. Женщины тоже были. Брюссель не последнее место, где я имел женщину, но это был последний раз, когда это действительно имело для меня значение.

К сожалению, есть мужчины, которые развлекаются, тратя физические и умственные силы, совсем по-другому. Предпочитают нападение на женщин или убийство. Именно это и случилось в ту августовскую ночь на территории Форт-Хадли, штат Джорджия. Жертвой стала капитан Энн Кемпбелл, дочь генерал-лейтенанта Джозефа — «храбреца Джо» Кемпбелла. Мало того что преступление ужасно само по себе, Энн Кемпбелл — молодая, красивая, умная, талантливая женщина, к тому же выпускница Уэст-Пойнта. Она была гордостью Форт-Хадли, любимицей сотрудников армейских пресс-бюро, девушкой с плаката для вербовщиков, выразителем настроений тех, кто выступает за новую, свободную от половых предрассудков армию, участница войны в Персидском заливе и так далее и тому подобное. В общем, я не был особенно удивлен, когда узнал, что кто-то изнасиловал Энн и убил. Что-то в этом роде должно было случиться, верно? Нет, не верно.

Но ничего этого я еще не знал, пока сидел в офицерском клубе. Когда я разговаривал с Синтией и имел мужской междусобойчик с полковником в баре, капитан Кемпбелл была еще жива и находилась на расстоянии пятидесяти футов в столовой. Она заканчивала ужин: салат, жареный цыпленок, белое вино, кофе. Это я выяснил уже в ходе расследования.

Я доехал до трейлерного парка, разбитого среди сосновой рощи, и оставил машину на некотором расстоянии от моего передвижного дома. В парке было несколько незанятых трейлеров, но большинство участков вообще пустовало — оставались только цементные блоки, на которых некогда стояли десятки домиков на колесах.

Электричество и телефон, слава Богу, еще не были отключены, а из артезианского колодца подавалась проточная вода. Добавляя шотландское виски, я делал ее пригодной для питья.

Я отпер дверь в трейлер, вошел, включил электричество, осветившее комплекс кухня-столовая-гостиная.

Мне подумалось, что трейлер — как консерватор времени, в котором ничего не изменилось с начала 1970-х годов. Мебель была пластиковая, серо-зеленого, как у авокадо, цвета, а кухня, плита и кухонная утварь ласкали глаз светло-горчичной краской, которую называют почему-то урожайно-золотистой. Стены были обшиты прессованной древесиной, пол устилал искусственный ковер с красными и черными квадратами. У чувствительного к цвету человека это славное местечко непременно вызовет приступ глубокой депрессии и может довести до самоубийства.

Я скинул пиджак и галстук, включил радио, достал из холодильника пиво и уселся в привинченное к полу кресло. На стенах висели плохонькие репродукции в рамках: бравый матадор, морской пейзаж и «Аристотель, созерцающий бюст Гомера» Рембрандта. Я отхлебывал пиво и смотрел на Аристотеля, созерцающего бюст Гомера.

У трейлерного парка было поэтичное название — Сосновый Шепот. Его заложили несколько предприимчивых сержантов в конце 60-х годов, когда казалось, что война в Азии будет длиться вечно. Форт-Хадли, в то время пехотный центр, кишел солдатами и членами их семей. В Сосновом Шепоте тоже было полно молодых женатых пехотинцев: им разрешали, даже советовали селиться вне территории военного городка. Неподалеку сделали бассейн, в котором целыми днями бултыхались детишки и молоденькие жены солдат. В парке было много пьяных. Было много скуки, мало денег, а будущее затягивал военный туман.

Это было не похоже на американскую мечту. Когда одни мужчины уходили на войну, другие мужчины слишком часто приходили в их спальни. Я и сам жил тогда здесь, и тоже ушел на войну, и кто-то занял мое место в постели и, увы, увел мою молодую жену. Но это было несколько войн назад, и столько всего произошло с тех пор, что единственная обида, которая еще жила во мне, заключалась в том, что этот подонок прихватил и мою любимую собаку.

Я перелистал несколько журналов, выпил еще несколько банок пива, вспомнил Синтию и решил не думать о ней больше.