Зейдель смотрит на Фло, у которого вопросызаписаны в блокноте.

– Кто ваша младшая дочь? – спрашивает тот.

– От какого брака?

– Ну, скажем, от первого.

– Значит, Мэри-Роуз.

– Правильно…

– Разумеется, правильно.

– Куда она уехала учиться?

– В университет Тулейна, Новый Орлеан.

– И что она там изучала?

– Что-то из области средневековья. Потомнеудачно вышла замуж, как и все остальные. Наверное, дети унаследовали этотталант от меня. – Вижу, как врачи напряглись и ощетинились. А также представляюсебе, как адвокаты и нынешние сожители и/или жены-мужья прячут улыбки, ведьникто не станет отрицать, что женился я действительно всегда неудачно.

А потомство производил еще хуже.

Фло оставляет эту тему. Тишен все еще подвпечатлением моих финансовых откровений.

– Владеете ли вы контрольным пакетом акций в “Маунтин-ком”?– спрашивает он.

– Да, уверен, что это отмечено в вашихбумагах. “Маунтин-ком” – открытое акционерное общество.

– Каковы были ваши первоначальные инвестиции?

– Около восемнадцати долларов за акцию – всегодесять миллионов акций.

– А теперь это…

– Вчера при закрытии биржи давали двадцатьодин доллар за акцию. За последние шесть лет произошел обмен и раздел, так чтосейчас холдинг стоит около четырехсот миллионов. Вы удовлетворены ответом?

– Да… полагаю, да. Сколько открытых акционерныхобществ вы контролируете?

– Пять.

Фло бросает взгляд на Зейделя. Интересно,долго еще это будет продолжаться? Я чувствую, что устал.

– Есть еще вопросы? – спрашивает Стаффорд. Мыне собираемся оказывать на них давление, поскольку хотим, чтобы они получилимаксимальное удовлетворение.

– Вы собираетесь сегодня же подписать новоезавещание? – спрашивает Зейдель.

– Да, таково мое намерение.

– На столе перед вами лежит то самоезавещание?

– Да.

– Отходит ли вашим детям значительная частьвашего состояния в соответствии с этим завещанием?

– Отходит.

– Вы готовы подписать завещание прямо сейчас?

– Готов.

Зейдель аккуратно опускает ручку на стол,задумчиво складывает руки на груди и смотрит на Стэффорда.

– С моей точки зрения, мистер Филан внастоящее время дееспособен и в состоянии распоряжаться своим имуществом, –многозначительно произносит он, словно решает вопрос, куда меня направить изэтого чистилища.

Два его коллеги поспешно кивают.

– У меня нет никаких сомнений в егопсихическом здоровье, – говорит Стэффорду Фло. – Я считаю, у него очень острыйум.

– Никаких сомнений? – переспрашивает Стэффорд.

– Ни малейших.

– Доктор Тишен?

– Давайте не будем валять дурака. Мистер Филанпрекрасно знает, что делает. Он соображает гораздо лучше нас с вами.

О, премного благодарен. Вы так добры. Компашкажалких докторишек, с трудом зарабатывающих сотню тысяч в год. Я сколотилмиллиарды, а вы гладите меня по головке и рассказываете, какой я умный.

– Значит, это единогласное мнение? –спрашивает Стэффорд.

– Абсолютно. – Они мгновенно соглашаются.

Стэффорд подсовывает мне завещание и даетручку.

– Это последняя воля и завещание Троя Л.Филана, отменяющее все прежние завещания и дополнительные распоряжения к ним, –произношу я. В завещании девяносто страниц, подготовленных Стэффордом исотрудниками его фирмы. Я знаком с концепцией, но окончательного текста невидел, не читал и не собираюсь. Перелистываю и на последней странице ставлюросчерк, которого никто никогда не увидит, потом кладу руки поверх папки. Вотпока и все.

Стервятникам не видать этого завещания.

– Встреча окончена, – объявляет Стэффорд, ивсе поспешно собирают вещи. В соответствии с моими инструкциями членов трехмоих семейств настойчиво просят быстро покинуть занимаемые ими комнаты иудалиться из здания.

Одна камера продолжает снимать меня, этазапись пригодится для архива. Адвокаты и психиатры спешат уйти. Я велю Снидусесть за стол. Здесь же, за столом, – Стэффорд и один из его партнеров, Дурбан.Когда мы остаемся одни, я достаю из-под своего белого одеяния конверт, открываюего, вынимаю три листка желтой линованной бумаги и кладу перед собой.

От страха на какое-то мгновение легкая дрожьпробегает по моему телу. Это завещание потребовало от меня огромных усилий, ясовершенствовал его несколько недель.

Стэффорд, Дурбан и Снид, совершенно сбитые столку, уставились на желтые листки.

– Вот мое настоящее завещание, – говорю я иберу ручку. – Собственноручно написанное мной несколько часов назад.Датированное сегодняшним днем, а теперь и подписанное сегодня. – Я сновацарапаю свое имя.

Стэффорд слишком потрясен, чтобы что-нибудьсказать.

– Оно отменяет все предыдущие завещания,включая подписанное пять минут назад. – Я снова складываю листки и засовываю ихобратно в конверт.

Стискиваю зубы и напоминаю себе, как я хочуумереть.

Подтолкнув конверт через стол Стэффорду, явстаю со своей инвалидной коляски. Ноги у меня дрожат. Сердце громко стучит.Осталось всего несколько секунд. Разумеется, я умру прежде, чем приземлюсь.

– Эй! – кричит кто-то, наверное, Снид. Но ябыстро удаляюсь от них.

Обезноженный идет, почти бежит мимовыставленных в ряд кожаных стульев, мимо одного из портретов, плохого,заказанного одной из моих жен, мимо всего – к незапертым раздвижным дверям. Язнаю, что они не заперты, потому что несколько часов назад все отрепетировал.

– Стойте! – кричит кто-то. Моя челядьбросается за мной.

Вот уже год, как никто не видел, чтобы япередвигался самостоятельно. Я хватаюсь за ручку и отодвигаю дверь в сторону.Воздух обжигающе морозен. Ступаю босой ногой на узкую балконную террасу,опоясывающую верхний этаж.