Когда начальнику областного управления ИТУ полковнику Игнатьеву положили на стол, рапорт о ЧП в СИЗО №1, он сначала глазам своим не поверил. 27 человек, в том числе и уже осужденные, ожидавшие этапа, беспрепятственно покинули следственный изолятор, причем дежурная смена даже список составила, объяснив свой поступок тем, что отпущенные на волю… невиновны.

Распорядившись арестовать дежурного по СИЗО до выяснения обстоятельств и объявив 27 человек в розыск, Игнатьев заперся в своем кабинете и приказал ни с кем его не соединять. Он метался по кабинету, сбрасывал со стеллажей изготовленные зоновскими умельцами поделки: матрешки с физиономиями всех звезд эстрады (самой большой была вечно молодая Пугачиха), кораблики с развернутыми парусами, шахматные фигурки в виде Совета министров (белые) и самых известных думцев (черные), прочую дребедень, сделанную из разной доступной зэкам фигни, и с наслаждением топтал. Что, что это? Происки завистников, недругов, кто-то метит на его «теплое» местечко? Он с ненавистью глянул на кресло с высокой спинкой перед своим рабочим столом — тоже зоновская работа. Трон, настоящий трон, иначе и не скажешь, это с Централа, он сам ленточку мебельного цеха перерезал. Все убрать, убрать к чертям! Завтра же наедут комиссии, телевизионщики чертовы, все вынюхивать будут, камерами своими лезть, вспышками щелкать. Он уже представлял репортаж по первому каналу и себя на этом троне. Да, телевизионщики такого ракурса не упустят: главный вертухай области на троне. И неудивительно, что у него исчезают зэки целыми отрядами. Нет, убрать, все отсюда убрать! Обычную мебель, обычные кресла. А впрочем, поздно уже, наверняка, если скандал разразится, найдутся подчиненные, которые с удовольствием поведают свободной прессе и об этой мебели, и про баньку у старого тюремного равелина, и про «списанную» служебную «Волгу», и про остальное… Господи, кто бы знал, как жестко это начальственное кресло…

Игнатьев смачно выругался, уселся за стол, с ненавистью посмотрел на колонку фамилий напротив соответственных кнопок селектора. Вот они, помощнички, две дюжины офицеров, что на последнем юбилее глазами влюбленными его поедали, чуть ли не в разрез шинели целовали. А сейчас к кому обратиться? Кто не подведет, кто не захочет за счет свежеснятой шкуры полковника Игнатьева добыть себе очередную звездочку, стать из зама главным… Сдадут! Точно сдадут, и этот, и этот, а уж этот — в первую очередь, давно на его «трон» метит, хоть и клянется в вечной преданности при каждом удобном и неудобном случае. Некому довериться, некому… Он снова выругался и ткнул пальцем в кнопку напротив фамилии «Васинцов», командира спецназа областного УИНа.

Откровенно говоря, Игнатьев не особо любил Васинцова, точнее, совсем не любил. Больно уж независим этот капитан для работы в системе ИТУ. Эти армейские, а особо ветераны Кавказа, «брошенные» из сокращаемой армии на усиление МВД, внесли в унылую уиновскую жизнь изрядную долю махновских настроений. Поглядите-ка на них, они удерживали горные перевалы от банд наемников Халифата. Да что бы они сделали без местной милиции?! Правильно им звания прежние оставили, одно дело на перевалах сидеть да зачистки проводить, другое — зэков взбесившихся усмирять. Вот иди и заработай здесь звезды на погоны, когда чуть оступишься, тут же рапорт на тебя, а тут и вовсе из органов… Но сейчас ситуация несколько иная. Такое ЧП так просто не пройдет, тут не только звезды с погон, тут головы полететь могут.

Васинцов прибыл ровно через 20 минут, едва капитан вошел, полковник встал из-за стола и протянул руку, чего раньше никогда не делал.

— Что скажешь, Васинцов? — сказал Игнатьев и кивнул на рапорт. — Слышал уже?

Капитан — высокий стройный офицер с чуть тронутыми сединой висками — подошел к столу, глазами пробежался по рапорту.

— Не только слышал, но и…

— Что «но и», договаривай.

— Мои ребята уже проехались по адресам, они все дома.

— Кто дома, капитан?

— Все отпущенные. Семнадцать человек по месту прописки или у жен-любовниц, остальные на даче у Быкова.

— Быкова? Это который спортсмен?

— Ну да, у него. Сидят чинно на веранде после баньки распаренные, водочкой, шашлычком балуются, вроде как братаются. Еще одного бомжа нашли «дома» на вокзале, у него там в подвале под пивнушкой вроде как берлога. Спал пьяненький сном праведника.

— И?..

— Товарищ полковник, теперь вы не договариваете. Что значит «и»?

— Ты задержал их?

— А с какой стати? Вашего указания не было, я звонил, но жена ваша сказала, что вам очень плохо, и бросила трубку. Постановлений на арест у меня нет, они же уже вроде как арестованные, рапорта о побеге тоже, дежурный майор отказался писать. Да, вот еще. — Капитан извлек из-под мышки папку и положил ее на стол.

— Что это?

— Рапорты дежурившей в СИЗО смены, я пробежался краем глаза, там такого понаписано… Очень похоже на массовый бред со склонностью к массовым покаяниям. Как этот, отец Федор в «12 стульях», помните, он еще склонял птиц к лютеранству: «Птицы, покайтесь в грехах своих прилюдно!»

— Тебе только шутки шутить. Ладно, о рапортах потом, где эти двадцать семь бежавших?

Капитан улыбнулся:

— Как — где, конечно в СИЗО, пришлось для них старую казарму освободить, не по камерам же их обратно рассовывать. Но я не стал бы называть их бежавшими.

Полковник Игнатьев пропустил последнюю фразу мимо ушей, облегченно вздохнул и вытер пот с лица.

— Сопротивление оказывалось?

— Зачем сопротивление? Мы ж не дуболомы какие-то, мы ж по-хорошему. Объяснили, что смене, их выпустившей, влетит по самое не балуйся и что для законного освобождения нужны «бумажки». И вы знаете, никто даже не возмутился, все собрались оперативно и сами в автобус загрузились. Я, честно говоря, насчет этого Быкова опасался, уж больно крут мужик, да и охраны у него полторы дюжины, так он, наоборот, новый «Адидас» на себя натянул, тапочки домашние в пакетик сунул и первым в автобус полез. А мы чуть ли не БТР с собой приволокли к его даче. Соседям сказали, что учения идут…

— Что посоветуешь делать?

— Что-что, докладывать «наверх». Я тут с ребятами из Сибири связался, у них там примерно такая же фигня случилась…

— Такая же, — облегченно вздохнул Игнатьев.

— Да, неделю назад, а сегодня утром повторилась. Прямо исход какой-то…

То же самое слово «исход» употребил и главный тюремщик России, генерал-полковник со значимой фамилией Сизов, когда получил сотое по счету сообщение о ЧП в системе ИТУ. По всей стране от Сахалина до Бреста из тюрем и колоний беспрепятственно выходили люди. Не все, конечно, а процентов по 15—20. Тюремщики, поставленные их охранять, сами открывали железные ворота и желали им счастливого пути.

— Мы выпускаем невиновных или тех, чья вина не так тяжка, для ужаса наших тюрем, — заявляли «кумовья» всех рангов, но не могли объяснить, почему они считают этих людей невиновными. Просто чувствуют, и все.