Генерал отодвинул бумаги в сторону и подошел к большой карте страны, занимавшей чуть ли не всю стену. Карта была украшена лампочками, сотней лампочек, означавшими тюрьмы, колонии, поселения, временные изоляторы. Всю систему ГУИНа — Главного управления исполнения наказаний, его ведомства. Не ГУЛАГ, конечно, но похоже. Лампочки тревожно горели красным, сообщая о ЧП. И если сопоставить точное время ЧП, то можно было проследить закономерность. Исход шел с востока на запад вслед за солнцем. Первыми вышли на волю сахалинские зэки, последними белорусские. Не горели лампочки только в самой западной Кенигсбергской губернии. Нет, вон, замигала первая, и тут же вторая. Наверняка скоро загорятся все…

Он подошел к окну и долго-долго смотрел на падающий снег.

Он очень любил снегопад, когда мягкий пушистый снежок укрывает и городскую грязь, и голые деревья, в ужасе поднявшие обрезанные ветви к небесам, и серые крыши домов. Все красивое, белое, чистое…

— Со старым Новым годом вас, генерал Сизов, — сказал он сам себе, опустил руку в карман и вытащил никелированный браунинг. Именной, с накладкой рукоятки из слоновой кости, с золотой пластинкой и дарственной надписью на ней. Президентом лично врученный за долгую безупречную службу. Есть ли его вина в том, что в его ведомстве мучилось в неволе столько невинных людей? Нет его вины, не он сажает, он лишь исполняет наказание. Это его работа. А есть ли его вина в том, что русские тюрьмы так ужасны до сих пор? Что в тюрьмах туберкулез, вши, что на зонах процветают паханы, что по-прежнему зэки «опускают» зэков, а начальство смотрит на все это сквозь пальцы, потому и «петухи» там обычное явление. Виноват ли он в том, что люди выходят оттуда не исправленными членами общества, искупившими свою вину, а сломленными или, наоборот, озлобленными? Да, он виноват в этом! Виновен!

Когда в кабинете прогремел выстрел и адъютант здоровым плечом вынес дверь, он увидел опрокинутое навзничь тело своего генерала и большую лужу крови у его головы. А на карте Славянского Союза, или, как дипломатично стали называть страну после присоединения Казахстана — Киевской Руси, продолжающей тревожно мигать лампочками, размашисто было написано толстым красным маркером одно слово: «ИСХОД»…

Разгул криминала в России начался вовсе не с появления «черного нала» и не с демократических послаблений ослабевшей власти. Разгул начался, когда газетчики и телевизионщики стали называть обычных убийц звучным иностранным словом «киллер»…

Главный Мент скатал страницу в комок, со злостью бросил его в мусорную корзину. Вот идиоты, ничего поручить нельзя! «Дать писакам по сусалам» — вовсе не означает «спустить кобеля» на всю демократическую прессу, это лишь команда собрать «материал» на некоторых зарвавшихся журналистов, превратно понявших слова Президента: «Для прессы сегодня не должно быть запретных тем». Да, тема борьбы за правопорядок в стране не закрытая, но очень щепетильная. И подходить к ней надо осторожно. Да, кое-кто кое-где у нас порой честно жить не хочет. Про это даже песенка есть. Но это же не повод лить помои на все ведомство! Вот и ищите этого «кое-кого», вот и пишите о нем, снимайте на камеру, делайте умные рожи и давайте свои дурацкие ироничные комментарии, которые так нравятся спивающейся интеллигенции. Мы что, не отдаем вам на растерзание пойманных на взятках ментов? Каждую неделю даем, вот и рвите их на части. А если он, министр, расскажет завтра общественности, сколько и от кого получает «свободная пресса» за заказные материалы? Вот уж вой поднимется, вот уж заголовки будут: «Душители правды!», «МВД наносит ответный удар!», «Держиморды в погонах!» Правда, у него погон нет, он гражданский министр.

Главный Мент страны открыл папку и стал задумчиво перебирать фотографии с мужчиной в генеральском мундире, лежащим навзничь у большого окна кабинета. Разные ракурсы: справа, слева, вид сверху, крупным планом — голова с дырой в виске. Особо внимательно разглядел фотографию карты с надписью «Исход».

— Исход, будь он неладен, — проговорил Главный Мент, — так я и думал, исход. Бедный Сизарь, а ведь только по осени вместе на охоту ездили…

Он отхлебнул из стакана крепкого чая, ткнул в кнопку селектора.

— Слушаю вас, — немедленно отозвался секретарь.

— Владимир, вы помните, год назад ко мне на прием приходил отец Иоанн из какой-то там пустыни?

— Тот чокнутый монах? Да, конечно.

— Мы как-то помогли ему?

— Мы отправили его домой за счет ведомства.

— Я не об этом, он что-то просил для детей…

— Одну секундочку… — В селекторе явно слышался шорох переворачиваемых бумаг одновременно с щелканьем пальцев по клавиатуре. — Да, в детдом и интернат при монастыре Сергиевой Пустыни направлено сто комплектов армейского обмундирования малых размеров, валенки, армейские одеяла, четыре тонны макарон и круп, натовские сухпайки, присланные по части гуманитарной помощи еще при Ельцине. Кроме того, три контейнера конфискованных у пиратов видеокассет, компакт-дисков, ну и еще по мелочи. Четыре вагона стройматериалов развернули с южного направления, все равно ведь разворовали бы. Ну, в общем-то и все.

— Денег мы им дали?

— Нет, вы же знаете наши порядки и скряг в финуправлении. Но мы по линии МВД оплатили их объявления по всем крупным провинциальным газетам.

— Володя, вы можете прислать мне текст этого объявления?

Из селектора опять зашелестело и защелкало:

— А если минут через десять?

— Хорошо.

Главный Мент нажал кнопку отбоя и задумался. Монах, отец Иоанн. А ведь он тогда как раз и сказал это слово «исход». Да, именно так: «Господь объявит свою волю, и началом будет исход невинных из казематов». Что-то еще очень умное и важное, но Главный Мент не мог вспомнить, что именно. Еще бы, этот чокнутый монах объявился в приемной в самое неподходящее, неудачное время. Неудачнее не придумаешь. Июльский правительственный кризис, хохлы рвутся к портфелям силовых министров Содружества, этот неугомонный Лукашенко кричит: «Дайте мне МВД, и я наведу порядок в стране, как у себя в Беларуси». Вот не добавил бы он это «как в Беларуси», глядишь, и получил бы портфель. А так пусть пока Жириновского в Думе заменяет, а то скучно что-то стало у парламентариев без крепкого словца. Да, тогда кресло под Главным Ментом не просто зашаталось, на одной ножке качалось кресло над пропастью, парламентарии требовали не только его отставки, его крови они хотели, а тут этот монах. Слава Богу, он сдержался и не накричал на него, выслушал, даже дал указание секретарю помочь, чем можно, и сухо распрощался. А монах поклонился на прощание, осенил его крестным знамением и, перед тем как уйти, сказал… Что же он сказал? Ах да: «Успокойся, сын мой, тревоги твои напрасны. Забудь о суете и думай о главном, и я буду молиться за тебя». Черт побери! А ведь прав оказался монах. Не думать о суете! Когда на следующий день Главный Мент вышел на трибуну в Думе и вместо получасового покаянного доклада, который даже репетировал перед зеркалом, просто заявил, что он не держится за это кресло и готов хоть сейчас сдать дела, все испугались Лукашенки и попросили его остаться. Тогда он сказал, что не будет больше церемониться и либеральничать, а будет исполнять свой долг, определенный Конституцией. И все захлопали. Тогда он добавил, что кое-кому из сидящих в этом зале вскоре придется сменить мягкое кресло на жесткие нары, и зал разразился овациями…