– Вот я и говорю, валить надо, – мрачно согласилсяНеделин, покусал губу и повел крепким, с траурной каймой ногтем по просторамкарты. – Можно вот так, так и так…

– Не, брат, так не получается, – усмехнулсяПесцов. – Нам туда нельзя, мы там шуманули немножко. Хорошо ещё, если занами не идут… Мыслю выдвигаться вот так, вот этим маршрутом… Ну что, Ваня,тронулись?

Тронулись. Однако уехали недалеко. Прямо в лоб барбухайкеиз-за крутого поворота ударила свинцовая струя. Страшно зашипел белёсый пар,выходя из пробитого радиатора, и молча, не издав ни стона, умер в водительскомкресле Иван Наливайко.

– Суки!

Инстинкт бросил Песцова вниз, под приборную доску, заставилс силой припечатать правой рукой тормоз, а левой, задыхаясь от бешеной боли вране, вцепиться в руль. Так, что барбухайка завизжала колодками и пошла юзом,чиркнула по скале и встала, окутанная паром.

Семён вылетел из будки, бросил до упора вниз переводчикогня,[36] дёрнул резко клацнувший затвор и выпустил длиннуюочередь навстречу супостату.

– Гады!..

А подсознание с убийственным спокойствием, с какой-тофилософской изощрённостью анализировало обстановку. Казалось, оно существовалосамо по себе, вне времени и вне пространства. Да, влипли крепко. По левую рукускалы, справа обрыв, спереди и сзади стрельба на поражение. И рядом набитаябоеприпасами барбухайка. Один выстрел из РПГ, и всё живое мелкими фракциямивознесётся к Аллаху. Или даже без выстрела: вон в кузове уже дымятся, начинаютразгораться тюки. Ещё немного и…

– За мной! – вихрем метнулся к краю обрыва Песцов,глянул, яростно заорал: – Вниз, уходите вниз! Я прикрою…

Действительно, склон был не такой уж и отвесный, поросшийкое-где карагачом, и при счастливом стечении обстоятельств у кого-то имелсяшанс выжить. Ну а уж дальше ноги в руки и вперёд: через шуструю и мелкую горнуюречку, в заросли, в кусты, в зелёную зону… Не напороться бы только на растяжку,мину-«лягушку» или на местных духов. Не попасть бы только из огня да в полымя…

Дважды повторять Песцову не пришлось. Воинство дружнопосыпалось вниз, на дороге рядом со старлеем остались только Неделин и сержантКраев. Они стояли не прячась и стреляли, стреляли, стараясь не подпуститьнападающих к краю, – если подойдут, то хана, как есть забросаютспускающихся гранатами.

И вот уже замолчал Неделин, рухнул, вытянулся в пыли, пуляпопала ему точно в глаз…

«Чёрт», – глянул Песцов на трассёры, летящие кдушманам,[37] вытащил из «лифчика»[38] полныймагазин, начал было перезаряжать АКС… и в этот миг за спиной полыхнуло –взорвалась барбухайка, вознося мёртвых воинов в рай. Страшная сила подхватилаПесцова и упруго толкнула его в пропасть. Крича от боли в руке, цепляясь закамни и кусты, он заскользил вниз, ободрал в кровь пальцы и с удивлением понял,что ещё жив. Ноги, повинуясь инстинкту, понесли его по берегу речки, а сверху,разрываясь фонтанами осколков, уже летела ребристая смерть – эргэшки.[39] От пронзительной боли в бедре Семён вдруг споткнулся, сбавилход, зарычал и приготовился падать, но чьи-то сильные руки подхватили его иповолокли дальше.

– Ходу, старлей, ходу, хрен им, не возьмут.

Это был сержант Краев – страшный, весь в крови, потерявшийблатную кепку, но зато – на своих двоих.

– Наших видел? – оглушительно, не слышасобственного голоса, проорал ему в ухо Песцов.

– Не-а, – мотнул кровавым чубом Краев, и тут ониувидели Шестакова.

В глазах ефрейтора отражалось небо.

Сержант приложил к его шее руку, бережно закрыл убитомуглаза и, не давая Песцову опуститься на землю, поволок его дальше: под защитулесистого склона, в заросли карагача, через звенящую речку, под сень тополей.На окраину большого, утопающего в зелени кишлака. Здесь Песцов, переживая засвой новый комбез, распорол штаны, осмотрел рану, выругался:

– Фигня, сквозная, а как саднит… – Скрежещазубами, перевязал, опять отшвырнул мысль о промедоле, посмотрел с кривойухмылкой на Краева. – Ты, сержант, родом-то откуда? Я из Сибири…

– А я из колыбели трех революций. – Краев снял спояса флягу, взвесил на руке, протянул Песцову. – Вот вернусь домой, рванучерез дорогу в пельменную и возьму двойную с перцем и с сыром… Нет, пожалуй,тройную. И салат из огурцов. Водочки ещё, конечно, граммов двести пятьдесят. Нуа потом – по бабам…

– Да, пельменей бы хорошо… жареных… – Сдерживаясебя, Песцов экономно отпил, облизал губы, возвратил флягу Краеву. – Апотом, ясный перец, по бабам.

Только сейчас он сообразил, что с сержантом они почтиодногодки, – тому было явно за двадцать. И Семён не удержался, спросил:

– Что же это ты, Краев, не со своим-то призывом?..

– А потому, что мудак, – усмехнулся тот, отпил истал устраивать на ремень опустевшую флягу. – Мало что гражданин, так ещёи студент. Теперь уже небось вечный…

Передыхать-то они передыхали, курили, перебрасывались наничего не значащие темы, но понимали со всей отчётливостью – скоро станет не доразговоров. Воды нема, патроны на исходе, а главное, душманы на хвосте. И ужони добычи не упустят. Пойдут по следу, пересчитают мёртвых, вынюхают кровь,дадут знать своим. Выследят, наступят на пятки, доберутся до горла.

– Ну-кася… – Песцов в который раз вытащил карту,глянул и скривился сильней, чем от боли. – Ну и влипли. Кишлаки аж насорок вёрст сплошной цепью. А дальше первого нам не уйти, с моей-то ногой…Какие мысли будут, сержант?

– Нормальные герои всегда идут в обход, – пожалплечами Краев. – А хорошая мысля приходит опосля. Может, нам с духов взятьпример и под землю уйти? Пусть ищут хоть с собаками, всяко хуже не будет. Да иводички попьём…

– А что, это мысль, в кяризы[40]забуриться, – сразу встрепенулся Песцов, и глаза его засветилисьнадеждой. – Надеюсь, наши здесь ещё не поработали.