– Веснойэто случается, – сказал мистер Шеридан.

Оннемного шепелявил.

– Да,говорят, – не то чтобы резко, но решительно сказал мистер Уипплстоун и чутьшагнул вперед, намереваясь уйти.

– Ну икак вам, понравилось? – небрежно поинтересовался мистер Шеридан.

– О,очаровательно, очаровательно, – ответил мистер Уипплстоун, легкостью тона даваяпонять, что тема исчерпана.

– Ихорошо. Я рад. С добрым утром, Чабб, можно вас на пару слов? – сказал мистерШеридан.

–Конечно, сэр, – ответил Чабб.

И мистерУипплстоун обратился в бегство. Юноша дошел с ним до угла. Здесь мистерУипплстоун собирался его отпустить, и направиться к Баронсгейт. Он обернулся,чтобы поблагодарить попутчика, и снова увидел дом с его гирляндами и нелепымсадиком, теперь весь залитый солнцем. Ни слова не сказав, мистер Уипплстоунрезко свернул налево и оказался у Эйбла, Вертью и Сыновей, на три ярда опередивпопутчика. Он вошел в контору и положил на стол пухлой дамы свою визитную карточку.

– Яжелал бы иметь право первого выбора, – сказал он.

С этогомгновения все дальнейшее было предрешено. Нет, он вовсе не потерял головы. Онсамым разумным образом навел справки, выяснил как обстоят дела с арендой,канализацией и возможной необходимостью ремонта. Он проконсультировался сосвоим поверенным, с управляющим своего банка и со своим адвокатом. Трудносказать, обратил ли бы он хоть какое-то внимание на их возражения, буде таковыеимелись бы, однако возражений ни у кого не нашлось и уже через две неделимистер Уипплстоун к собственному нестихающему изумлению перебрался в новое жилище.

Своейжившей в Девоншире замужней сестре он написал следующее: “– ты, может быть,удивишься, услышав о перемене в моей жизни. Не ожидай от этого места чего-либоэффектного, это тихая заводь, полная стариковских причуд, как, собственно, и ясам. Ничего волнующего, никаких “хэппенингов”, насилия, отвратительных демонстраций.Меня это устраивает. В моем возрасте предпочитаешь скупую на события жизнь, иименно такой жизнью, – этой фразой он закончил письмо, – я и предполагаю наслаждатьсяв доме № 1 по Каприкорн-Уок”.

Пророкоммистер Уипплстоун оказался никудышным.

III

– Всеэто чрезвычайно мило, – говорил суперинтендант Аллейн. – Но чем, собственно,намерена заниматься Специальная служба? Сидеть на растолстевших задах,размахивая нгомбванскими флагами?

– Чтоименно он сказал? – спросил мистер Фокс. Речь шла об их начальнике, заместителекомиссара полиции.

– Будтовы сами не знаете! – откликнулся Аллейн. – Его речей чарующих разумность – лишьшелуха парящих в горних дум.

– А чтотакое “горние”, мистер Аллейн?

–Понятия не имею. Это цитата. Только не спрашивайте откуда.

– Да япросто так, поинтересовался, – смиренно сказал Фокс.

– Я дажене знаю, как это слово пишется – горестно сказал Аллейн. – И что оно означает,уж если на то пошло.

– Можетоно как-то с горем связано?

– Тогдакакой смысл во всей этой фразе? Никакого. Нет, тут речь скорее о горнах, хотя вних либо дудят, либо плавятся. Ну вот, теперь еще и вы меня расстроили, братецФокс.

– Такможет вернемся к комиссару?

– Хочешьне хочешь, а придется. Вся эта каша заварилась из-за предстоящего визита.

–Президента Нгомбваны?

– Егосамого. Штука в том, братец Фокс, что я знаком с Президентом. И комиссару обэтом известно. В школьные годы мы с ним жили в одном пансионе, в “Давидсоне”. Ицелый год просидели на одних и тех же занятиях. Милый был паренек. Не всем онпришелся по вкусу, но мне понравился. Так что мы с ним были не разлей вода.

–Представляю себе, – сказал Фокс. – И комиссару, значит, хочется, чтобы вытряхнули стариной.

– А явам о чем толкую? Его вдруг осенило, что нам стоит встретиться – вроде бы ислучайно, но при этом официально. Комиссару угодно, чтобы я втолковал Президенту,что если он не согласится на любую процедуру, которую сочтет уместной Специальнаяслужба, его могут легко прикончить, во всяком случае это породит ужасноебеспокойство, смятение и тревогу на всех уровнях, от Королевы и ниже. Причем изложитьвсе это я должен, с вашего позволения, тактично. Они боятся, что Президентобидится и станет публично выражать недовольство. Он, видите ли, чувствителен,словно актиния.

– Такон, значит, против обычных предосторожностей?

– Онвсегда был упрям, как осел. В колледже говорили, что если тебе требуется, чтобыстарина Громобой сделал что-то, попроси его ни в коем случае этого не делать. Ктому же он принадлежит к разряду пренеприятных людей, которые решительно ничегоне боятся. И чертовски заносчив к тому же. Разумеется, он против. Он не желает,чтобы его защищали. Он желает изображать Гарун-аль-Рашида и слоняться по Лондону,оставаясь таким же неприметным, как угольный ящик в раю.

– Да, –рассудительно сказал мистер Фокс, – позиция не очень умная. Этот джентльмен –мишень номер один для любого охотника до покушений.

– Занудаон, вот он кто. Конечно, вы правы. Каждый раз как он проталкивает очереднойкусок своего промышленного законодательства, он обращается в мишень длякакого-нибудь экстремиста. Черт подери, братец Фокс, да всего несколько днейназад, когда он надумал отправиться на Мартинику с широко разрекламированнымвизитом, какой-то прохвост выпалил в него в упор. Промазал и сам застрелился.Арестовывать было некого. А Громобой радостно покатил дальше, стоя на сиденьиавтомобиль, выставив напоказ свои шесть футов и пять дюймов, сверкая глазами изубами, так что его эскорту каждый дюйм дороги показался милей.

–Похоже, он малый что надо.

– Тут яс вами спорить не стану.

– Совсемя запутался с этими зарождающимися нациями, – признался Фокс.

– Не выодин.

– Яхотел сказать – вот эта Нгомбвана. Что она собой представляет? Вроде бынезависимая республика, но при этом как бы член Британского содружества, однакоесли так, то почему она держит в Лондоне посла, а не полномочногопредставителя?

– Вотименно, почему? Главным образом благодаря маневрам моего закадычного друга,старины Громобоя. Они все еще состоят в Содружестве. Более или менее. То есть содной стороны состоят, а с другой вроде бы и нет. Все формальности соблюдены,но при этом у них полная независимость. Все пышки и ни единой шишки. Потому-тоон и настоял, чтобы его представитель в Лондоне именовался послом и жил в такихапартаментах, что и великой державе было бы незазорно. Это исключительно егозаслуга, старины Громобоя.

– А чтодумают о визите его люди? Здешние, из посольства. Посол и все прочие.