16 июня. Суббота. Сегодня наконец получено по телеграфу от генерала Кауфмана известие о занятии Хивы нашими войсками. Кажется, дело обошлось без боя; но успех неполный: хан [Мухаммад-Рахим], решившийся было сдаться, не устоял и бежал прежде прихода наших войск. Придется или гоняться за ним по степи, или держать наши войска в Хиве. Не знаю, как генерал Кауфман выйдет из этого затруднения.

Сегодня же получено с Кавказа подробное описание бедствий, вынесенных в степи Красноводским отрядом.

Что Маркозов не продолжал движения вперед, а возвратился вспять – в том обвинять его нельзя: действительно, представилась физическая невозможность идти вперед; виноват он разве в том, что избрал самый невыгодный путь к Хиве и первоначальными действиями испортил свое положение в крае. Если б он не возбудил против себя текинцев и не увлекся движением за Атрек, то не затруднился бы собрать нужное число верблюдов и, выступив прямо из Красноводска, мог бы подойти к Хиве другой, лучшей и уже знакомой ему дорогой – через Сары-Камыш.

1 июля. Воскресенье. Опять большой перерыв в моем дневнике. Две недели прошли совершенно тихо и спокойно. В продолжение этого времени приходили дополнительные известия из отрядов, занявших Хиву, о возвращении хивинского хана с повинною; а вчера телеграмма генерала Кауфмана возвестила об отмене «на вечные времена» рабства в хивинских владениях!.. Хотя мы еще не знаем, чем именно будет гарантировано действительное исполнение этого торжественного «манифеста», однако же известие это произведет, несомненно, хорошее впечатление в Европе.

Успехи наши в Средней Азии приняты в Эмсе, по-видимому, довольно равнодушно. Фельдъегеря привозят оттуда доклады большей частью самого неважного содержания, с утвердительными резолюциями, – и ни одного теплого слова для наших бедных войск, натерпевшихся бед среди раскаленных песков Средней Азии.

В продолжение двухнедельного промежутка домашние мои дела мало подвинулись. В ожидании решения о покупке имения на Южном берегу Крыма мы вдвоем с женой сочиняли проекты для постройки будущего нашего жилья. 29-го числа ездили в Выборг, чтобы навестить там сестру, которая на летнее время поселилась на даче профессора Юнге, вместе с его семьей (жена его Екатерина Федоровна – дочь известного графа Федора Петровича Толстого, бывшего вице-президента Академии художеств, недавно только умершего).

Вчера осматривал я выборгские укрепления. К вечеру возвратились мы в Петербург по железной дороге.

6 июля. Пятница. От генерала Кауфмана приехал сегодня курьером капитан Фан-дер-Флит (его адъютант) с письменной реляцией о занятии Хивы и донесением о сделанных после прибытия хана с повинной распоряжениях. Словесные рассказы адъютанта открывают некоторые закулисные подробности, довольно прискорбные. Оказывается, генерал-лейтенанту Веревкину хотелось увенчать себя лаврами победы и потому он повел на город атаку в то время, когда генерал Кауфман собирался вступить в него с другой стороны церемониальным маршем. Недовольный чем-то, генерал Веревкин немедленно уехал из отряда под предлогом полученной им незначительной раны.

Генерал Кауфман прислал между прочим всеподданнейшую докладную записку, в которой просит высочайшего разрешения на некоторые меры, с одной стороны – для сбора контрибуции с кочевых туркмен, с другой – для занятия некоторых новых пунктов с целью стать в отношении к Хиве в угрожающее положение и не быть рано или поздно вынужденным снова предпринимать такие трудные и дорогостоящие экспедиции, как в нынешнем году. В этих видах он полагает удержать за собой один пункт в устьях Аму-Дарьи, а другой – несколько выше по течению этой реки, около села Шурохан; в каждом из этих пунктов оставить гарнизон не менее пяти рот с двумя сотнями. Вместе с тем объявить, что вся правая сторона Аму-Дарьи переходит под власть России, частью же уступается бухарскому хану [Сеид-Муззафар-Эддину].

Насколько я разделяю мнение генерала Кауфмана о пользе занятия устья Аму-Дарьи, поскольку так мы наконец добьемся удобного водного сообщения с этим новым пунктом, настолько же не могу одобрить занятие Шурохана. В таком смысле пишу я графу Адлербергу для доклада его величеству. Завтра капитан Фан-дер-Флит отправится с привезенными бумагами в Югенгейм.

9 июля. Понедельник. Время мое течет так же тихо и спокойно, как и прежде. С нынешнего дня, с отъездом жены в Тамбовскую губернию, откуда дней через десять она отправится далее в Крым, я опять остаюсь в полном одиночестве. Впрочем, эта спокойная одинокая жизнь продолжится недолго: к 18-му числу ожидается прибытие государя.

В минуты досуга от дел служебных занимаюсь изучением строительного искусства. Предмет этот всегда интересовал меня, а теперь я связываю это занятие с покупкой земли в Крыму и постройкой там дома. Однако ж дело это, почти уже решенное, не подвинулось до сих пор ни на шаг за невысылкой князем Кочубеем нужных для совершения купчей документов.

13 июля. Пятница. Провел весь день в разъездах. В 9 часов утра отправился по железной дороге в Сестрорецк, где осмотрел оружейный завод и намеревался немедленно поехать к пристани, у которой ожидал меня пароход Кронштадтского инженерного управления. Но задержался до двух часов: сначала завтрак у начальника завода генерал-майора Лилиенфельда, а потом явилась ко мне депутация от обывателей (бывших поселян) Сестрорецка с адресом, в котором выражалось желание освятить в моем присутствии икону, сооруженную для новой церкви во имя святого Димитрия в знак благодарности за мои заботы о нуждах сестрорецкого поселения. Отказать в этом, конечно, я не мог и должен был выстоять молебствие, после которого поблагодарил общество за выраженное мне сочувствие. И в самом деле, мне было утешительно увидеть Сестрорецк пять лет спустя после большого пожара, истребившего всю слободу. Теперь дома отстроились заново, лучше прежнего; возведена (хотя пока вчерне) прекрасная новая церковь на месте сгоревшей; обыватели уже освоились с новым своим положением людей свободных, независимых от завода и его начальства.

Из Сестрорецка отправился я осматривать морские батареи Кронштадта, сначала на северном фарватере, а потом на южном. До сих пор всё еще не можем довести до конца работ как инженерных, так и артиллерийских. Много еще остается дела. В настоящее время самые любопытные работы производятся на форте «Константин», где устраивается на два орудия 11-дюймового калибра подвижная установка по проекту генерал-майора Паукера, а на батарее № 3 (южного фарватера) орудия будут поставлены во вращающихся башнях.

Установка Паукера уже в таком виде, что можно было в моем присутствии испытать подъем и опускание платформы; но самое орудие втаскивали на эту платформу только сегодня. Для вращающихся башен возведены каменные основания; самые же башни (железные) только что устанавливаются.

Возвратился я в Петербург в 9 часов вечера на пароходе артиллерийского ведомства.

16 июля. Понедельник. Сегодня в канцелярии Военного министерства принимал я кашгарского[7] посланца Муллу Турап-Ходжу. [Ничего в нем замечательного: такой же, как все другие приезжавшие из Средней Азии, посвященный во все тонкости азиатской вежливости.]