Позвольте мне, Дарья Антиповна, поздравить васс приездом и предложить вам эти цветы. Пусть они предвещают вам веселую жизнь вэтом доме! — сказал Иосиф, подавая с ловким поклоном букет астр и георгин,который он, очевидно, только что нарвал в саду.

Слегка смущенная Дарья сделала реверанс,поблагодарила Иосифа и, для поддержания собственного достоинства, сталаразливать кофе. Минуту спустя они мирно беседовали за чашкой чудного мокко. Настоле, кроме сухарей, красовались великолепные ванильные бисквиты, тожеспасенные от разгрома.

Иосиф подробно рассказал про скандал,вызванный женитьбой своего барина. Затем, он в свою очередь, осведомился каковаиз себя молодая, как велико ее состояние и при каких обстоятельствах состоялсяэтот брак.

Я не знаю всех подробностей, так как поступилак Ксении Александровне всего за неделю до ее свадьбы по рекомендации моейтетки, которая служит кухаркой у старого родственника барыни, воспитавшего ее.Но я могу сказать по совести, что барыня очень красива и, по-видимому, оченьдобра. Насколько мне известно, у нее нет никакого состояния, и она круглаясиротка.

Боже мой! Это господа приехали! — вскричалаДарья, вскакивая со стула и бросаясь в коридор.

Иосиф проследовал за ней.

Приближаясь к гостиной, они услышали грубыйголос Якова и другой, звучный и раздражительный, звавший лакея.

На пороге пустой гостиной стоял высокий,молодой человек лет двадцати семи, очень смуглый, с правильными чертами лица.Иван Герувиль был действительно очень красив, но в эту минуту егообезображивали гнев и удивление. Лицо его было красно, большие черные глазавыходили из орбит. Рукой, затянутой в перчатку, он потрясал тростью с золотымнабалдашником, причем его жесты ясно доказывали, что он ищет только на кого быобрушиться.

За ним, настолько же бледная, насколько он былкрасен, стояла молодая женщина среднего роста, одетая в дорожный костюм иззеленого драпа. Большая шляпа Рембрандт красовалась на ее голове,темно-белокурые волосы вились на лбу, а большие серые глаза с ужасом блуждалипо пустой и грязной комнате.

Что это значит? Куда девалась мебель? Мой домразграбили, а ты даже не позаботился уведомить меня об этом! — крикнул ИванФедорович, как только появился Иосиф, в сопровождении Дарьи.

Лакей с первого же взгляда понял, что всебешенство барина обрушится на его бедную голову, если он быстро не отклонит егоот себя.

Никто ничего не грабил, барин! Это вашаматушка приехала сюда вчера вечером и все уложила, а сегодня утром увезламебель и остальные вещи. Она сказала мне, что действует так по вашемуприказанию; мне же приказала дожидаться вас здесь. Я предполагал, что мне придетсясопровождать вас в гостиницу, — ответил Иосиф.

Иван Федорович не перебивал его. При имениматери румянец его сменился страшной бледностью. Опустив голову и нервно кусаягубы, он, казалось, больше не слушал Иосифа.

Вдруг он повернулся к жене и сказал:

Здесь произошло какое-то глупое недоразумение,но я сейчас устрою это. Подожди меня, дорогая, здесь; через час я вернусь.

И без всяких дальнейших объяснений он почтивыбежал из дома и вскочил в карету. Минуту спустя послышался грохот уезжавшегоэкипажа.

С минуту Ксения Александровна стояла, какокаменелая, не зная, что ей делать. Затем, она нерешительно подошла к окну исела на подоконник. У нее кружилась голова. Она бессознательно отложила всторону небольшой плюшевый сак и провела по глазам слегка дрожавшей рукой.

Смущенные и расстроенные Иосиф и Дарья стоялив стороне, не смея приблизиться. Затем они тихо вышли из комнаты и оставилидверь открытой, чтобы слышать, если их позовут. Что же касается Якова, то онуже давно ушел.

Прошло более полутора часов, а Иван Федоровичвсе еще ке возвращался. В доме царила мертвая тишина. Даже слуги, чувствуякакое-то беспокойство, говорили вполголоса.

Нет, так поступать нельзя! Теперь я вижу, чтобарин не любит свою жену, — пробормотала, наконец, Дарья. — Разве оставляютчеловека, которого любят и жалеют, в такой конюшне, где даже нет стула, чтобыприсесть!

Действительно, он мог бы ее отвезти пока вгостиницу. Я, положительно, не понимаю, что такое случилось с ним? Никогда ни содной из своих любовниц он не был так нелюбезен, — так же тихо ответил Иосиф,очевидно, не понимая, что такое творится.

Сегодня так холодно, что бедная барыня, должнобыть, просто замерзла. Вам надо бы затопить печку, а я сниму с нее шляпу, —сказала Дарья после некоторого молчания.

Это правда! Я сейчас затоплю в маленькойкомнатке с балконом, а потом принесу из спальни кресло. Это все-таки будетудобнее, чем сидеть на подоконнике.

И Иосиф, охваченный внезапным усердием,побежал за дровами.

Скоро в печке пылал яркий огонь, перед которымИосиф поставил кресло. Когда все это было сделано, Дарья вошла в гостиную, гдеКсения Александровна по-прежнему сидела на окне все в той же позе, в какой онаее оставила.

Позвольте, барыня, снять с вас шляпу и перчатки,— робко сказала камеристка.

Молодая женщина вздрогнула и выпрямилась,точно ее разбудили от глубокого сна, но ничего не ответила, хотя и непротестовала, когда Дарья вытащила длинные шпильки, придерживавшие шляпу, исняла с ее заледеневших рук перчатки. Так же машинально она встала и прошла всоседнюю комнату, где весело потрескивали в печке дрова. Вдруг ее взгляд,равнодушно блуждавший по обнаженной комнате, остановился на письмах ифотографических карточках, развешанных на стене. Ксения Александровнаостановилась; после минутного колебания подошла к стене и стала рассматриватьоригинальную коллекцию. Темный румянец разлился по ее лицу, но почти тотчас жесменился смертельной бледностью. Быстро отвернувшись, молодая женщина прошла всмежную комнату и села в кресло.

Дарья укутала свою барыню большой шалью, аноги ее закрыла пледом. Потом она предложила ей выпить чашку горячего кофе иличаю, но Ксения Александровна отказалась и объявила, что она не голодна.

В душе молодой женщины бушевала буря, и толькогордость и присутствие слуг дали ей силы сдерживать слезы, которые горячимпотоком подступали к ее горлу. Гнев и негодование, точно клещами, сжимали еесердце.

Ксения Александровна откинула голову на спинкукресла и закрыла глаза.

Мало-помалу возбуждение молодой женщинысменилось невыразимой горечью, глубоким отчаянием и убеждением, что она сделаланепоправимую ошибку, добровольно осудив себя на ужасное будущее, которое стоялоперед ней подобно мрачному кошмару. Ее сердце сдавила страшная тоска и страх полногоодиночества. Как в калейдоскопе проходила перед ней ее прошлая жизнь, ужеиспытанная несчастьем.

Ксении было всего семь лет, когда она лишиласьотца и матери, которые умерли от дифтерита. Одна старая и небогатаяродственница взяла к себе осиротевшего ребенка, но от нее девочка видела малохорошего, и годы, проведенные у нее, были самыми тяжелыми в жизни Ксении. Послесмерти этой родственницы девочка снова осталась без крова. Опекун уже хотелотдать ее в одно убежище, как вдруг, неожиданно явился старый кузен ее отца иобъявил, что беретик себе девочку в качестве приемной дочери.