— Тебе помочь? — невозмутимо произносит он. — Подкинуть оснований? Прямо здесь разорвать на тебе эту блузку будет достаточно?

Несложно догадаться, что закон у таких, как Вадим, куплен. Не возьмусь утверждать, как далеко он готов зайти, но в серых глазах напротив разгорается угроза и что-то еще. Что-то малопонятное. Настойчивое. Личное?..

Это уже не намек, не предупреждение. Это прямое обещание больших неприятностей.

— Не. Смей. Ко. Мне. Прикасаться, — произношу ровным голосом, без вызова, но и без подобострастия.

А самой страшно себе признаться, что ему на самом деле плевать! Плевать на все, кроме себя и своей выгоды!

Демонстративно постукиваю ручкой по блокноту, показывая, что он отнимает мое рабочее время. Что он не имеет права вторгаться в мою жизнь и чего-то требовать. Да, может себе позволить. И нет — я ему все равно подчиняться не буду.

Вадим небрежно берет со стола меню. Не открывает. Просто смотрит на меня сощуренным взглядом. Очень выразительные у него глаза — то морозят, то обжигают, то обещают что-то… не понимаю что. Но на подсознательном уровне неловко становится. Губы колет и пульс ускоряется.

— Ну, хватит, Светлячок. Учись смирению. Очень полезный для девушки твоего положения навык.

Чего?! Он совсем охренел?!

— А что не так с моим положением?

Не получается держать себя в руках хоть тресни. Выводит. Господи, у меня от него нервный тик скоро будет!

— У обслуги очень узкий спектр возможностей. Ни огрызнуться толком, ни послать, без риска остаться на улице с пустыми карманами.

Я обтекаю от его «вежливости». Вадим мог просто продолжить угрожать, зачем оскорблять-то? Это уже личное что-то. Личное и лишнее.

— И снова все упирается в деньги… — подытоживаю с иронией.

— Не будем лицемерить, они тебе явно нужны. И мне нужны тоже. Покажи миру свои преимущества и тебя начнут ценить. А пока на твое место толпится очередь таких же неудачниц. Поверь, никто не заметит разницы.

— Другое дело дочь мэра! — бросаю в запале.

— Абсолютно другое. Но к сожалению, ты не она, — произносит Вадим с ошеломляющей искренностью. — Сам огорчен, что фаворитка моего брата и Аглая — это разные девушки. Поэтому хочется тебе или нет, придется сжать зубы и выполнять, — медленно скользит по мне взглядом, откидываясь на спинку стула. — Скажу, что чай холодный, значит, принесешь другой. Скажу «к ноге», значит окажешься там. Вопрос времени…

— Что будешь заказывать? — перебиваю подчеркнуто ровным тоном. Внутри так полыхает, что интонации сгорают в пепел.

— Проведи со мной эту ночь, — выдает вдруг на полном серьезе. И опять ведет по мне взглядом с каким-то упоением непонятным. Стегает ощущением, что он не из-за брата преследует меня, но сам же при этом меня едва выносит. Шизофрения какая-то. Зажравшийся богатый извращенец с пугающим видом и еще более пугающими намереньями.

Отшатнувшись от неожиданности назад, с трудом возвращаю себе равновесие. Растерянность длится лишь долю секунды, после чего мне все-таки удается взять себя в руки.

Морду лопатой, Света — напоминаю себе совет напарницы. Не в первый раз мне посетители такое предлагают. Это за пару дней-то!

Как Вадим сказал? «Обслуга»? Она и есть. Всегда найдется сволочь с особыми запросами. Вдруг не откажут?

— Такого в ассортименте нет, — использую заученную фразу и добавляю от себя: — Тебе в другое заведение. У жриц любви поспрашивай.

— Я сам решу, куда мне. А ты принеси… — тычет пальцем наугад в меню и заодно в мое подневольное положение. — Сырные шарики с брусничным соусом.

Отхожу от столика на ватных ногах. У меня натурально дрожат колени и сильно сохнет в горле… После общения с ним все время испытываю нечто вроде похмелья.

Передав заказ повару, опрокидываю в себя треть бокала неразбавленного рома. Если администратор увидит, меня за такое уволят. Плевать. Подозреваю, сегодня это неизбежно.

Как же меня колотит! Впервые пробую спиртное, а изменений ноль. Какой же мудак этот Вадим!

Ну да, конечно, будет ему какая-то безмозглая обслуга вякать и что-то трындеть! Конечно, мы будем недовольные. «Избранный», мать его!

Да какое он вообще имеет право, а? — выхожу из себя.

Меня до колик в кончиках пальцев бесит этот непробиваемый черствый сухарь.

Никогда еще мой путь с подносом до столика не был настолько стремительным.

— Ваш заказ! — сорвавшись на крик, впечатываю в наглую рожу тарелку.

Глупо, знаю. Это жест безысходности, жест недостатка выдержки и аргументов. Роспись в собственной неуравновешенности. Но хоть на несколько секунд чувствую себя отмщенной, и это перекрывает все минусы.

Вадим оказался мстительным. Я, конечно, понимала, что не состоялась даже как обслуга, когда растягивала по его лицу бруснично-сырную маску, но я просто выпала в осадок, от его реакции.

Нет, Вадим не кричал, не требовал меня четвертовать, он сделал всего один короткий звонок. А через десять минут я уже ехала в полицейской машине! И это еще полбеды. В отделении полиции мой телефон отобрали, а меня закрыли в вонючей камере за решетчатыми дверями возле дежурки.

Абзац! Нахамил мне, фигни всякой наговорил, а закрыли в итоге меня. Потерпевший чертов! Ладно, заслужила. Так ведь он сам довел! Только камеры в баре звук не пишут и на записях Вадим ведет себя прилично, галантно даже! А от меня еще спиртным несет…

Вот это сестра удивится… Мне так стыдно в жизни не было! Я уже волосы распустила, чтобы только спрятать лицо и, упаси боже, не попасть в телевизор. Злобин — персона в городе известная, «прославиться» можно запросто.

Это еще повезло, что я тут заперта одна. Запашок стоит, будто здесь отжималась потная команда футболистов, если меня все же вывернет завтраком, хоть никто не увидит.

От холода стучат зубы. Хочется стянуть куртку и укрыть ноги в тонких колготках, но блуза моя не сильно плотнее. Пока есть силы, хожу по периметру камеры. Обшарпанная скамейка вызывает чувство брезгливости. Ветер, как бы сочувствуя, стонет под карнизом. Где-то вдалеке за стеной сквернословит герой боевика. Звук шагов убаюкивает. Это плохо, ноги после рабочего дня гудят, надолго меня не хватит. А вот чеканный топот, идущий с коридора — это хорошо. Попробую выпросить стакан горячего чая.

То, что моим жизнеутверждающим планам хана, становится очевидно, едва за шарообразным дядькой в форме замечаю сухопарого Злобина.

— У вас пять минут, — сообщает дежурный, прежде чем покинуть нас.

Я так и застываю в шаге от решетки.

— Приперся, пижон… — констатирую презрительно. — С брусникой на бровях ты был как-то приятней.