Теперь я уже почти постоянно слышала его голос, а временами в ушах у меня звучали и другие голоса, не такие отчетливые, как у него, но все же более отчетливые, чем те, что я слышала раньше. Капитан с самого начала всегда говорил «мы», и я поняла, что их было несколько человек, среди которых он был главный. Капитан дал мне тайное имя, которое должны были знать только они, и сказал, что это имя делает меня частью их круга. Он рассказывал мне про страну, где растут железные леса и деревья покрыты красной, как кровь, листвой. Кровь и железо. Воплощение силы. Как раз то, о чем я мечтала. Но для того, чтобы попасть туда, мне сперва нужно доказать, что я этого достойна, что я не какая-то жалкая рохля. И с этим я не могла не согласиться. Я сама была не уверена, что достойна оказаться в этой стране. Вернее, была уверена в том, что отнюдь не достойна. Поэтому я была рада, что Капитан готов мне помочь, пускай даже для этого мне приходится терпеть боль от его побоев.

Однажды в ноябре, возвращаясь из школы с тяжелым ранцем и уныло волоча тяжелый ранец, я увидела в сумерках стоящую перед домом возле почтовых ящиков женщину. Ее темные волосы были собраны узлом на темени, одета она была в простое, мягко струящееся платье из однотонной белой и однотонной синей материи. И то, и другое сразу. Она была прекрасна, и она улыбалась. Я была рада, что кто-то мне улыбнулся, и тоже улыбнулась в ответ. Позади был паршивый день в школе с коллективной работой и коллективным обсуждением, а делать что-то коллективно, вместе с другими учащимися, было для меня труднее всего, ведь я все время должна была помнить о том, что главное для меня — это работать вместе с Капитаном. Поэтому коллективная работа шла плохо, Капитан злился, и я дошла до полного изнеможения. Мне просто необходимо было, чтобы кто-то посмотрел на меня с улыбкой, и я обрадовалась, когда женщина мне улыбнулась, обрадовалась еще и потому, что улыбнулась мне именно она. Я никогда не видала ее прежде, но сразу узнала ее. Она была Одиночество, и она была прекрасна. Кому нужны какие-то там коллективы, когда Одиночество так прекрасно? С тех пор я часто стала ее видеть. Она мало говорила, зато она улыбалась такой прекрасной и немного печальной улыбкой! Порой она танцевала для меня в этом очаровательном платье, одновременно белом и синем.

Вскоре я начала видеть и Капитана. Он появлялся не всякий раз, как я его слышала, и был виден не так отчетливо, но я все же могла различить, как он выглядит. Это оказалось не так, чтобы уж очень страшно. Ведь я уже давно слышала его голос, так что переход к его появлению был не слишком пугающим. Примерно в это же время в коридорах школы появились и волки. Волки и крокодилы. Они меня напутали, потому что вид у них был очень злобный и потому что никто, кроме меня, их не видел. Мне очень хотелось убежать от всей этой гадости, но я все еще не заслужила права быть допущенной в страну красных лесов. Я все чаще подумывала о том, не лучше ли мне умереть, ведь это было бы хоть каким-то выходом из того, что меня окружало. И мне действительно необходимо было найти какой-то выход.

Разумеется, мама не видела волков и не слышала Капитана. Но она замечала, что я все меньше ем и ни за что не соглашаюсь съесть еще немного, как бы она меня ни уговаривала. Она видела, какая я бледная и измученная, как я похудела, и хотя она не могла знать, как мало я сплю, она понимала, что я не высыпаюсь. Она договорилась с врачом и послала меня на прием, а я, хотя и чувствовала себя в дурацком положении, в душе сознавала, что мне требуется помощь. Главное, я не находила слов, чтобы описать, что со мной происходит. Несколько раз я побывала на беседах с врачом. Я не сумела толком ему объяснить, что я переживаю и каким стал для меня окружающий мир, но эти беседы мне понравились. Доктор показался мне дружелюбным. Несмотря на это, я перепугалась, когда он сказал, что хочет направить меня к специалисту по детской и юношеской психиатрии. Я сказала, что уже разговаривала со школьным психологом и мне это не помогло, но он ответил, что это разные вещи, здесь более тонкий случай. Я еще больше перепугалась, так как совсем не ощущала себя такой уж тонкой, а только маленькой, перепуганной дурочкой.

Он дал мне направление, я отправилась на прием, и все прошло хорошо. Женщина-психотерапевт мне понравилась, и это было очень удачно, потому что тут мой мир стал катастрофически рушиться. Довольно долго мне благополучно удавалось скрывать свое состояние, но тут тонкая скорлупка лопнула, и обнаружилось, что мой мир превратился в один сплошной хаос, в котором разрушились все связи. Я отчаянно стремилась в сторону огня и крови, туда, где живут драконы, сама же пребывала в густом тумане, который становился все плотней и плотней. В результате я стала расцарапывать свою кожу, чтобы почувствовать себя живой, чтобы доказать, что у меня в жилах еще течет живая кровь.

Я все больше замыкалась в общении с Капитаном и его компанией, а мои пять чувств становились все ненадежнее, так что я стала убегать в женский туалет, чтобы сражаться с Капитаном и волками. Я лупила себя по лицу, кусала пальцы и билась головой об стенку, чтобы заставить голоса замолчать. Я старалась выбирать самую отдаленную уборную, куда редко кто-нибудь заходил, но через какое-то время все же попалась, и все узнали о моих проделках. Прилежная ученица вдруг помешалась, но помешательство не исказило мое восприятие настолько, чтобы я не могла заметить, что вместо одобрения обращенные на меня взгляды учителей стали выражать сочувствие. К рождеству мои оценки были одними из лучших во всем классе. К лету я получила прочерки по всем дисциплинам.

Тем не менее осенью я продолжила обучение, хотя за лето мне стало только хуже. Я часто пропускала уроки, да и сидя в классе, можно сказать, отсутствовала, и в результате перестала быть успевающей ученицей. Как-то в теплый августовский вечер я отправилась в дальнюю прогулку на велосипеде. Я побывала на кладбище, поговорила там с папой, объездила еще другие кладбища. Затем поехала домой. Несмотря на летнюю теплынь, на мне был розовый хлопчатобумажный джемпер и голубые джинсы. Пастельные тона. Совсем неброские. Я вошла в гостиную, где сидела мама, и сказала, что я готова, я отправляюсь в лес. «Видишь, я надела красное платье?» — сказала я маме. Мама этого не увидела. Она видела на мне розовый джемпер и голубые джинсы. «Да нет же! — сказала я, усаживаясь на подоконник. — Вот я надела красное платье, теперь я готова, а скоро они за мной придут и заберут с собой >. Мама, конечно, перепугалась, она позвонила моему психотерапевту, и та пришла к нам домой. Ее приход меня порадовал, но я не почувствовала никакого желания поговорить. «С этим покончено, — сказала я ей. — Спасибо за помощь, но я теперь ухожу в лес. Скоро за мной придут >.

И за мной пришли. Вскоре явилась полиция и врачи, и увезли меня в закрытое отделение. Правда, они немножко опоздали. Я уже скрылась в лесу. Я очутилась в густой чащобе, и потребовалось много лет, прежде чем я смогла из нее выбраться.

Одиночество было стройной темноволосой женщиной в длинном платье однотонно белого и однотонно темно-синего цвета. И то, и другое сразу. Мне так и не удалось это нарисовать или толково объяснить словами. Скорее всего, это можно сравнить с тенью на стене. Ты одновременно видишь и белизну стены, и сизую тень на ней, то есть и то и другое вместе. Образ Одиночества часто наведывался ко мне, для меня эта женщина была так же реальна, как Капитан. Сейчас, много лет спустя, когда ко мне вернулся дар слова, я могу сказать, что образ этот совсем неплох, он хорошо описывает переживания странноватого, мечтательного, независимого и одинокого подростка. В нем присутствует девическая чистота и белизна, и хмурая тоска прогульщицы, сбежавшей с уроков. И то, и другое одинаково полной мерой, и то, и другое сразу.