Лазоревое сияние вновь приугасло. Ульдиссиан шумно перевел дух.

– Да, да… твоя правда. Прости, Мендельн. Последние несколько дней оказались слишком уж длинными, ты не находишь?

– По-моему, дни становятся все длинней и длинней с каждым вздохом.

– Соскучился я по хозяйству, по ферме…

– И я, Ульдиссиан. Даже я.

Тут и Серентия, наконец, подала голос.

– А об Ахилии вестей нет? – щурясь на Мендельна, спросила она.

– Ты же знаешь: были бы хоть какие-то – я бы сразу сказал.

Серентия стукнула оземь древком копья. От места удара по земле разбежались кругами алые волны энергии. Мощью Серентия превосходила всех Ульдиссиановых учеников. Одна беда: сил ей в немалой мере придавала тревога о судьбе охотника, и чем дольше он пропадал неведомо где, тем безогляднее она ими пользовалась. Та же беспечность в последнее время сделалась общей чертой большинства эдиремов, но, кажется, кроме Мендельна, человека среди них относительно постороннего, никто этого не замечал.

– Ахилий найдет возможность вернуться к тебе, – вмешался Ульдиссиан. – Найдет, Серри, не сомневайся.

Однако Серентия его уверенности не разделяла.

– Если б он мог, уже был бы с нами!

– Вот подожди, и сама убедишься.

С этим Ульдиссиан обнял ее за плечи, чем в давние времена вогнал бы дочь Кира в краску. Серентия обожала его с самого детства, а любовь к Ахилию обнаружила в сердце лишь незадолго до того, как их храбрый друг пал в бою с демоном по имени Люцион.

– А за ангелом, – добавил Ульдиссиан, повернувшись к Мендельну, – я, как и сказал, приглядываю в оба, но сам посуди: чем он может нам угрожать? Что может нам противопоставить такого, чего не могла Церковь Трех? Ратма так долго прятался от всех на свете, что теперь ему трудно себе представить…

От края лагеря донесся предостерегающий вопль, а за ним – целый хор злобных криков, и эти новые голоса принадлежали вовсе не эдиремам.

Ульдиссиан, сдвинув брови, поднял взгляд к небу. Казалось, он, скорее, раздосадован, чем удивлен.

– Гости явились, – сообщил он. – Незваные. Много.

– Церковь Трех? – едва ли не с радостью спросила Серентия и подняла копье, словно намереваясь сию же минуту послать его в цель.

– Не знаю, но кто еще это может быть? – откликнулся Ульдиссиан, направляясь на крик. – Ладно. Кем они ни окажись, встретим в точности так же, как всегда встречали гостей из Церкви Трех!

Кирова дочь улыбнулась. Улыбка Серентии живо напомнила Мендельну выражение, нередко появлявшееся на ее лице в дни одержимости демонессой, Лилит. Сорвавшись с места, она поспешила за Ульдиссианом, и оба быстро оставили Мендельна далеко позади.

Сам он не сделал ни шагу, но вовсе не потому, что решил уклониться от боя. Вслушиваясь в шум завязавшейся схватки, Мендельн задумался. Кто мог предпринять это столь же безнадежное, сколь и нежданное нападение? На Церковь Трех, даже если допустить, что им удалось собрать хоть какие-то силы, вроде бы непохоже… однако больше ему никто, кроме Инария, в голову не приходил. Между тем, настолько примитивного, откровенного акта враждебности со стороны ангела Мендельн представить себе не мог: ведь, по словам Ратмы, отец его всегда действовал, прячась за очевидным, втайне от всех направляя ход дела в угодную ему сторону…

Внезапно выругавшись, Мендельн вскочил и бросился вдогонку за остальными. Чем бы ни казалась эта атака на первый взгляд, за нею кроется нечто иное, куда более ужасающее… и, может статься, поражения уже не предотвратить.

Поспешая к границе лагеря, Ульдиссиан ни в коей мере не беспокоился. Подобным образом, коварно, исподтишка, его и его сторонников атаковали не в первый раз. Однажды Лилит ухитрилась укрыть полчища мироблюстителей пополам с еще более нечестивыми морлу под чарами невидимости, и враг незамеченным подошел почти так же близко, но одолеть эдиремов ей это не помогло.

Вдобавок, не забывая, в каком они окружении, Ульдиссиан загодя позаботился о том, чтоб в случае повторения подобного трюка лагерю ничто не угрожало, и вот его предосторожности окупились сполна.

В самом деле, из джунглей к строю эдиремов текли волною вовсе не вышколенные, облаченные в серебро инквизиторы Собора Света, а сущий сброд, разношерстная орда, весьма схожая с его собственным воинством. Вооружены нападавшие были не только мечами, но и плотницкими топорами, и вилами, и множеством прочих орудий труда, превращенных в орудия смертоубийства. С криками, с воплями мчались они к замершим в ожидании эдиремам, и в сердце каждого Ульдиссиан чувствовал неукротимый гнев.

– Это не Церковь и не Собор, это простые люди! – без всякой на то необходимости объявила Серентия, изготовив копье к броску. – Но так же не может быть! Наверняка это морок, насланный, чтобы с толку нас сбить!

Внимания ее подозрения вполне заслуживали: иллюзиями ни та ни другая из могущественных сект не брезговала. Отринув прочь все сомнения, Ульдиссиан протянул вперед левую руку.

Сотворенная им волна чистого звука смела нападавших, точно перышки. Вражьи воины, среди которых Ульдиссиан заметил не только мужчин, но и женщин, взлетели в воздух, отброшенные назад. Одних швырнуло о стволы деревьев, другие исчезли в темноте зарослей. Пронзительные предсмертные вопли повергли Ульдиссиана в дрожь, однако это нисколько не помешало ему ударить снова.

Стоявшая рядом Серентия, прицелившись, метнула копье. Пронзив одного из врагов навылет, ее оружие прикончило и второго, бежавшего следом. Едва оба упали, окровавленное копье само собою вернулось к хозяйке.

Прочие эдиремы не предоставили им биться с врагом вдвоем. Еще один из атакующих вспыхнул, охваченный пламенем, а столкнувшись с еще двумя, поджег и их. Трое горящих посеяли хаос в рядах соратников: остальные, опасаясь даже прикоснуться к ним, бросились врассыпную.

Чуть в стороне мерцающие сферы поднимали вражеских воинов высоко в воздух, а после роняли их на головы товарищей. Плети волшебной силы, захлестнув горло, затягивались, душа нападающих одного за другим.

Кое-кто из эдиремов защищал лагерь при помощи вполне обычного с виду оружия наподобие луков, однако и здесь дело не обходилось без волшебства. Направляемые волей лучников, их стрелы разили врагов в самое сердце.

Среди нападавших тоже имелись лучники, но, обнаружив, как долго они мешкали с началом стрельбы, Ульдиссиан был здорово удивлен. Из темноты джунглей донесся свист, и к строю эдиремов полетели первые стрелы врага. Мастерство вражьих стрелков оставляло желать много лучшего, но при таком множестве оборонявшихся промахов им опасаться не стоило.

Стрелы Ульдиссиан подчинил себе, не шевельнув даже пальцем. Развернувшись на полпути, все они устремились назад и одна за другой поразили бегущих к лагерю. Шестеро воинов разом рухнули, будто подкошенные, со стрелами в горле.