Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Событие шестое
Всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием.
Милорад Павич
Марьяна вышла встречать Владимира Ильича с красными заплаканными глазами.
— Дюймовочка, ну всё, хватит, — Левин прижал девушку к холодной куртке, та дёрнулась, — Ой, прости. Сейчас разденусь, сядем на диван, и ты мне в жилетку поплачешься, и это будут последние слёзы.
— Угу. Нет, давай поедим, я гуляш сварила и картошку тоже…
— Ты? Гуляш? А я думаю, чего это такой мороз на улице! — хихикнул Костик.
— Щас как дам больно. Сварила? Может — потушила?
— Точно дам.
— А? Это на этом огне сварганила? — Левин заглянул за макушку чёрную Марьяны. Принюхался.
— Не смешно, — всё же улыбнулась огневичка.
— Всё. Всё. Осознал. Исправлюсь. Я по дороге зашёл на рынок, купил риса у узбеков и мяса. Хотел плов делать. Даже барбариса добыл сушёного. Но гуляш с картошкой тоже хорошо…
— Только я немного пересолила, всё, казалось, недосолен, а потом бах и пересолен, — шмыгнула носов обладательница одной звезды Мишлена. Продавщицу же зажарила. Шутка.
— Главное, что старалась. Сейчас руки вымою… Блин нельзя, наверное. Сейчас поручкался с Евгением Мартыновым. — Владимир Ильич оглядел правую ладошку.
— С самим? — загорелись глазёнки голубые. В сочетании с ярко-чёрными волосами смотрелось прикольно.
— Потом ещё и с Дементьевым. Ну, с этим с двадцатый, может, раз. Уже не так трепетал. — Всё же зашёл в ванну Костик и руки с мылом помыл. В метро за резину эскалатора держался, за поручни в вагоне. Потом в подъезде за перила. Мало ли каких бактерий нахватал. Вон, грипп в Москве свирепствует. Даже в Гольево пробрался. Из семи женщин в швейном цехе четверо сразу слегли. Договор о поставке сумок с символикой Адидаса срывается. Рыжов бабок организовал и на Костика насел, тот же похвастал, что подруга окончила училище на швею.
— М. Вкусно. Это точно ты готовила? Всё, всё. Не злись. Я нам ещё живой нужен. — На самом деле есть это можно было с трудом. Словосочетание «немного пересолила» тут не канало. Тут просилось: «солонка упала» в гуляш. Сама «повариха» ковыряла вилкой картошку и опять в свои чёрные мысли погружалась.
— Дюймовочка. Мне председатель наш предложил тебя перевезти в Гольево. Там беда со швеями. Болеют все.
— А экзамены…
— Ну, да. Ещё одну справку тётя Лена напишет. Может, даже академ лучше взять. На год. Разозлишься на экзаменатора. Так это ладно. А вот цвет волос. Нет, я в курсе, что девицы красятся, но это привлечёт к тебе внимание. А в колхозе тихо. Хорошие люди. Бригадир у швей вообще не тётка, а бомба.
— Толстая? — хныкнула, хмыкнула Марьяна.
— Сама ты… Ой, извини. Сорвалось. Она — певица. Бабкина отдыхает. В перерывах они там частушки поют, я зашёл как-то и чуть не выпал назад за порог. Голосище! Ну, и текст. Уши покраснели и отвалились. Но смешно.
— Смешно? — заунывно так.
И Левин решил спеть:
У деревни, у села
Прямо за околицей
Парень девушку еб… —
Хочет познакомиться!
— Такое поют⁈ — хоть вынырнула из депрессии.
— Это я самое… м… душевное выбрал.
— А они меня задирать не будут?
— А зачем? Ты маленькая, тебя защищать все захотят. Ещё Рыжов с ними беседу проведёт, что ты сирота и детдомовец… детдомовка. Есть такое слово? Ну и надо же тебе учиться с людьми общаться. Нельзя вечно в квартире прятаться. Мне же послезавтра на первенство ЦС «Урожай» по самбо в Куйбышев уезжать. А потом в Курган на ЦС по дзюдо.
— А я? — сидели, уже обнявшись на диване, Левин покусывал за ухо Дюймовочку, та улыбалась. Значит, пожар пока не предвиделся.
— Будешь сумки шить…
— А жить где? — Марьяна повернулась к Левину. Блин, опять глаза на мокром месте.
— Ну, Дюймовочка, прекрати сырость разводить. Будешь жить в гостинице, там за мной закреплён двухкомнатный номер. Всё лето и осень там жил. Кормят в столовой бесплатно. Днем работать, вечером к экзаменам готовиться. Стоматология должно быть серьёзная наука. Там всякие маляры, премоляры всякие — хрен запомнишь.
— А дальше, Володенька, как? Как мы жить будем? Скоро ведь перестройка.
— Жить. Ну, точно не хуже, чем в прошлой жизни.
— Мне ту тётку, что меня обвесила и нахамила потом, жалко. У неё дети, наверное, есть. Теперь сиротами, как я, останутся. Всё время её лицо перед глазами стоит. — Уткнулась опять мокрым носом ему в шею девушка.
— Слышала вчера по радио сказали…
— Я не слушаю радио.
— Ну, в общем я проклял Ельцина…
— Самого? Того⁈
— Того самого. Алкаш чёртов. Сказали вчера, что погиб в автоаварии первый секретарь Свердловского обкома КПСС Борис Николаевич Ельцин. Думаю, пьяный за руль сел. Хотя, непонятно. Должны, по-моему, секретарей обкома личные шоферы возить. Как думаешь, нужно мне теперь как тебе реветь целый день?
— Боже храни Америку! Понимаешь! — передразнила довольно похоже Марьяна Ильинична первого Президента. — Туда ему и дорога. Тут точно плакать не надо. Это же замечательно. А теперь что СССР не развалится? — Вот! Теперь про свои беды точно забыла. Глазки голубенькие горят.
— Не знаю. Помнишь в школе про роль личности в истории сочинение писали? Коммунисты говорят, что история движется по намеченному пути и личности могут только замедлить или ускорить. Но есть Гитлер, Ленин Наполеон, которые кардинально на первый взгляд всё поменяли. Не знаю? Возможно даже хуже станет. Этот просто пьяница и дурак был, а на его место враг настоящий может сесть — предатель как Горбачёв.
— Его тоже нужно проклясть… Или нет, я сожгу его. Вот тут даже сомнений не возникнет. Из-за этого Меченого столько людей погибнет. Где он сейчас⁈
— В Москве. Точно не знаю, но думаю в Политбюро уже? Не в курсе. Но Андропов его точно в Москву забрал.
— Нужно его найти! — Ух, вот и прежняя Дюймовочка. Глаза горят. Клыки торчат.
— Тихо. Развоевалась. Я уверен, что вся милиция Москвы и всё КГБ тебя ищут. Сейчас надо годик точно не маячить. Если